Желудок против ожиданий на эту мысль отреагировал не благостью, а острым приступом боли.
— Ладно, овсянки… — простонала Дженна. Хорошо бы еще дойти до машины…
— Дженна, с тобой все нормально? — В дверях кабинета стоял Морган.
Дженна знала, что у него в портфеле лежит футляр с драгоценностями для Хелены. Он сказал ей: «Большое-пребольшое спасибо, Дженна», — но даже не посмотрел, что она выбрала. Эта невнимательность ее подкосила. Конечно, она знала, что выполнила задание безупречно, но можно было бы как-нибудь по-человечески…
— Да, конечно, мистер Фримен, — как могла, бодро отрапортовала Дженна.
— Ты бледная, — констатировал Морган.
— Да? — почти натурально удивилась она. — Может быть, освещение такое…
— Дженна, что за глупости, на тебе же лица нет!
— Немного дурно, и все. Ничего серьезного. Сейчас пройдет.
— Может быть, вызвать врача?
— Нет, не стоит, — усмехнулась Дженна. — Я поеду домой.
— Не пущу. — Морган выглядел всерьез обеспокоенным. Сгладил улыбкой резкость последней фразы: — Я понимаю, что это не мое дело, но волнуюсь за тебя. Ты же у меня самый ценный работник.
Дженна не знала, смеяться ей или плакать от такого признания. Ладно, плакать в любом случае нельзя. Она улыбнулась уголками рта:
— Со мной, правда, все в порядке, мистер Фримен. И будет, только лучше.
— Может, тебе взять выходной? Отдохнешь, отоспишься…
— Вы же только что сказали, что я незаменима! — Дженна продолжила собирать в папку бумаги, которые нужно будет просмотреть и перепроверить к завтрашнему дню: протокол предыдущего заседания глав секторов и черновик нового проекта.
Боль отпустила, осталось легкое головокружение. Ничего такого, с чем она не могла бы справиться. Недаром она… «самый ценный работник» в отделе.
Дженна скрипнула зубами. Скорее бы он ушел.
Но он не уходил — задержался на пороге, будто что-то взвешивая.
— Знаешь, — сказал он в конце концов, — пожалуй, я и сам отлично доеду, а Боб пускай отвезет тебя. И не смотри на меня так, я, конечно, делаю это из человеколюбия, но и корыстные цели у меня тоже имеются: подозреваю, что если ты исчезнешь даже на неделю, тут воцарится сущий бедлам.
— Спасибо за откровенность, мистер Фримен. Всегда уважала честных людей, — усмехнулась Дженна.
Морган улыбнулся и развел руками: мол, что уж тут поделаешь, такие мы, люди, существа.
— И вообще спасибо, — добавила она. Все-таки он большой умница. Ее собственный инстинкт самосохранения робко подсказывал, что за руль в таком состоянии лучше не садиться. — Я воспользуюсь вашим предложением.
— Хорошо. Тогда оставляю Боба в твоем распоряжении. Я сам его предупрежу. Пока, Дженна. Надеюсь, что до завтра. — Он ободряюще подмигнул ей и вышел.
Дженна иногда чувствовала себя неуютно, когда вечерами оставалась здесь одна: пустая приемная, за спиной — пустой кабинет, высокие потолки, белый свет ламп. Немного напоминает больницу. Дома, конечно, ее никто не ждет, но там одиночество ощущается не так ярко — его можно заглушить звуками телевизора, музыкой из центра, даже шумом бегущей из крана воды. А здесь… Здесь слишком много тишины и пустоты.
Дженна поскорее закончила сборы, проверила кабинет Моргана, разложила бумаги на его столе в аккуратные стопочки, выключила компьютер и позвонила на пост охраны. На завтра все готово, включая посуду для чая. Значит, будет новый день. Такой же, как сегодняшний.
Дни стали похожи один на другой. Уже давно. Чуть лучше, чуть хуже, где-то повезет, и все сложится гладко, где-то придется как следует подсуетиться ради этой гладкости… Но в целом они напоминали длинную-предлинную нитку бус, где каждая бусина чуточку отличается от другой, но, когда смотришь на нить целиком, этого не видно.
Дженна не знала, как долго ей еще обтачивать и нанизывать эти бусы на нить своей жизни. В целом они ей нравились. Но сейчас, вот именно сейчас… Что-то происходило, что-то важное, а она не понимала что и только чувствовала, как меняется ощущение нити в руках.
Пора заканчивать с этим рабским трудом. Дженна испугалась. Подобная мысль впервые пришла ей в голову. А может, она зрела в ней давно, росла, впитывала соки из суматошных дней и пустых вечеров, из выходных, когда нечем себя занять и хочется только поскорее вернуться к работе, чтобы заняться делом, и минут, когда от напряжения и усталости перед глазами плыли мелкие черные мушки.