Правда о Степане Бондаре
— Ей исполнилось четырнадцать лет, когда она пошла работать ученицей в типографию. Семья была большая, одному отцу всех не прокормить. И он любовно смотрел на старшую дочь, свою помощницу.
Но однажды в доме появились большевистские листовки. Отец нахмурился:
— Чтобы я этого больше не видел! Мала заниматься политикой!
— Нет, папа. Я буду вместе с товарищами.
Он подошел с ремнем:
— Брось эту затею, говорю!
— Нет!
— Ах, так? — Он перекрестил ее ремнем. — Вот тебе за твою конспирацию!
Она молчала, только вздрагивала. Младшие сестры заплакали. Заступилась мать.
— Шо робишь, Федя, опомнись?
Отец отошел:
— Сатана каменная!
Он долго после этого случая ни с кем не разговаривал, молча стучал во дворе молотком, сколачивая бочки.
А «каменная» старшая дочь его через несколько дней сообщила матери:
— Я перешла в подпольную типографию. Но там у нас денег нет, не платят…
Мать ничего не сказала отцу, поплакала и стала еще экономнее вести хозяйство. Родители уже видели, что их дочь делает доброе дело. И старались помогать ей чем могли.
А однажды вечером нагрянули жандармы, заколотили в дверь кулаками: «Открывай!» Ввалились в комнату, потребовали: «Терещенко, собирайся!» Она оделась, и ее увели. В доме учинили обыск.
Революция застала ее в тюрьме. Потом она работала в ревкоме, защищала родной город от белого генерала Корнилова. А когда к Кавказу подошла белая армия Деникина, в партийной ячейке ей сказали:
— Терещенко, ты опытный конспиратор. Оставляем тебя в подполье.
Подпольный же комитет большевиков направил в горы:
— Будешь нашей связной, Терещенко.
И она пошла в горы. Повсюду, где бы она ни появлялась, приносила с собой боевой приказ подпольного комитета большевиков и главного штаба партизанского движения Черноморья. Ее все видели, но не знали настоящего имени. А звали ее Степанида. Отец у нее был бондарь.
— Так, значит, Степан Бондарь?… — воскликнул Гера.
— Да, это она. — Девушка вынула из портфеля фотографию. — Вот ее портрет.
Гера взял в руки фотографию. На него в упор глядели серьезные глаза по-мальчишески подстриженной Степаниды Терещенко.
— А записка в музее? — спросила Гутя.
— Записку писал один из алюкских партизан, возможно, командир Василий. Мы скоро выясним. И речь в записке идет о типографии для партизан, привезенной из города Степаном Бондарем, или Степанидой Терещенко.
— Тебе, я вижу, очень понравилась ее фотография, — обратился к Гере капитан карабчанцев. — Бери ее себе на память, у нас еще есть.
Партизанский портрет
Вот, значит, какая получилась история… Автобус увозил Геру с ребятами из Новоматвеевки.
Справа синело море, слева зеленели горы. Пробегали мимо ущелья, пропасти и скалистые кручи, скользил у подножия далекого гребня по мосту поезд, словно пробуравливая Кавказский хребет, вползал в туннель, брал Кавказ приступом снизу. Но Гера теперь знал, что есть и другой путь — путь через перевалы, когда леса, скалы, речки, мосты и все бегущие по рельсам поезда, все домики, автобусы, селения и люди остаются далеко внизу. А над тобой только небо, простор и солнце. Где-то и сейчас там по горам к морю, наверное, идут туристы… Только туризм это тебе не просто — нацепил рюкзак и топай. Настоящие туристы всегда следопыты. Вот и карабчанцы сделали открытие…
Муврикова с Серегой Кульковым запели:
А Гера… Он наклонился к Гуте и о чем-то зашептал ей, как будто решил вовлечь ее в новый заговор.
Впрочем, если вы так подумали, то не ошиблись! Ведь в руках у него был дорогой подарок карабчанцев — портрет Степаниды Терещенко. И хотя наши герои сейчас возвращались домой, в городе-то они могут снова встретиться, не правда ли?
Да смотрите, смотрите! Они уже и встретились — заходят вместе в краеведческий музей.
— Здравствуйте, — сказал Гера дежурной у входа. — Нам нужен директор.
— По какому делу?
— У вас в музее есть записка…
— Партизанская, — вставила Гутя.
— Все понятно. Вера, к тебе!
Старая знакомая экскурсовод подошла, улыбаясь:
— А-а-а, опять юные следопыты. О чем еще хотите узнать?
— Теперь не узнать, — сказал Гера. — Теперь вот. У вас сказано в записке про Степана Бондаря. А вот — фотография. Возьмите, пожалуйста. Пусть висит над тем столиком, где записка.
— Да у нас уже давно висит этот портрет, — сказала экскурсовод, взглянув на фотографию. Она провела ребят в зал, и Гера увидел: над столиком с запиской висит фотография Степаниды Терещенко. Она была здесь и тогда, когда Гера искал среди других фотографий Степана Бондаря. Он просто не обратил внимания на женский портрет.