И сейчас он разлился по венам огнём, и даже нежная рука Майкла была не способна остановить пожар.
— Ты мне не мать! — зло чеканя слова, произнесла Эшли.
Доминика на миг прикрыла рот испачканной в краске рукой, но быстро взяла себя в руки. Она прочесала спадающую на глаза чёлку пальцами, прежде чем ответить. Может быть, пыталась совладать со своими чувствами или искала подходящий аргумент для Эшли. В любом случае они получили несколько секунд тишины.
Глянцевая поверхность озера не отражала ни одной искорки света, а монотонное дыхание этого места усыпляло. Эшли оглянулась по сторонам, прислушалась к тишине и поняла, что не выдержит, сойдёт с ума в этой тюрьме из пустоты.
Она мечтала отрастить крылья и улететь как можно дальше отсюда. Встретить других выживших, услышать их истории, увидеть их осколки воспоминаний и попытаться сложить из них картинку, которая дала бы более полное представление о прошлом: громкой, никогда не спящей, наполненной солнцем и людьми планете.
— Я волнуюсь не только за тебя, Эшли, — растерянно произнесла она. — Я переживаю за нас всех. Мало ли кого вы можете встретить и привести сюда.
— Мне кажется, было бы здорово встретить других людей.
Майкл отстранённо смотрел на синие листья, разгоняющие унылую тишину лёгким шелестом.
Скрип ствола, плеск воды о береговые камни, звук крошащегося бетона вдалеке, там, где дядя Грин расчищал очередной завал. В этом состояла вся картина мира, виденная ими с момента пробуждения. А также грязные порванные страницы книг о прошлом.
— Боишься изменений, Доминика? — обратилась Эшли к той, что нарекла себя её матерью в этом новом мире вечной ночи. — Я понимаю тебя в твоём страхе. Я тоже боюсь. Боюсь сгнить здесь, как червь в чужой могиле. Стены давят на меня, одни и те же лица изо дня в день надоедают мне. Я хочу вырваться из замкнутого круга, увидеть другие части мира, может быть, познакомиться с кем-то. Я хочу жить, Доминика. Не существовать.
Из-за бушующих внутри эмоций голос звенел, разливался далеко в воздухе, оглашал всю округу недовольством Эшли. Она вывернулась из-под руки Майкла, не давая себя обнять и успокоить. Внутри стыла решимость: сейчас или никогда. В глазах Доминики понимания не было, она лишь упрямо поджала губы и отвела глаза в сторону. Предоставила решать возникшую проблему Майклу, как и всегда.
Но сегодня отличалось от их унылого тёмного всегда. Эшли даже не обернулась в сторону своего голубоглазого солнца: метнулась мимо Доминики в проём двери и взбежала по лестнице вверх.
Крыша встретила лёгким дуновением ветра и шелестом ультрамариновых листьев. Далеко вперёд простиралось озеро, и на чёрной глади волны выглядели, как складки на тёмном шёлке. Эшли вновь ощутила внутри тянущее чувство: оно заставляло двигаться вперёд, что-то искать, чем-то завладеть. Но, как и всегда, она лишь сжала пальцы в кулаки и постаралась успокоиться: природа внутреннего зова оставалась туманна и неизвестна.
Но он перекликался с распростёртым во все стороны тёмным небом. Блеклыми искрами на нём мерцали звёзды, холодные и недосягаемые, словно знающие секрет, скрытый от Эшли. Она тоже хотела знать этот секрет!
— Эш?
Майкл, пригнувшись в проёме окна, вылез на крышу. Всего одно произнесённое им слово подействовало, как самое сильное успокоительное. Гнев отступил, неистовая жажда притупилась.
— Прости меня, — виновато понурила она голову, и тут же почувствовала пальцы в кудряшках на затылке.
— Не передо мной ты должна извиняться за эту вспышку.
— Я знаю, — Эшли подняла голову.
Майкл улыбался. От вида его понимающей, чуть снисходительной улыбки вина затопила её до кончиков пальцев.
— Я извинюсь перед Доминикой чуть позже.
— Позже может не быть времени. Мы уходим.
— Уходим? — не поверила Эшли.
— Навстречу приключениям.
Майкл распростёр руку над его плечом, указывая вдаль, где за озером более тёмными исполинами виднелись громады городских многоэтажек. Они тонули во мгле по утрам, манили чёрными провалами окон. Порой Эшли слышала оттуда звук падающих камней: стены рушились, и всё меньше времени оставалось до момента, когда земля поглотит некогда высокие, гордые здания.
Её мечтой всегда было увидеть их, изучить каждый этаж, все оставшиеся в целости вещи. Сложить пазл чужой, исчезнувшей в одночасье жизни. И теперь она чувствовала, как та обретала плоть, становилась осязаемой.
— Я люблю тебя, — рвано прошептала она в темноту, нашла рот Майкла своими губами. Благодарность и обожание превратили поцелуй в неистовый, наполненный чувствами и эмоциями.