— Хватит, — обрываю я. — Дика Давенпорта я не интересую. Ни с какой стороны. По причинам известным только ему. А меня, — добавляю уже не так уверенно, — не интересует Дик Давенпорт.
— Прячь руки, Мигель, быстро! Видишь, она разошлась? Держи конечности поближе к телу, — советует Билли.
Видимо, Мигель понимает по-английски лучше, чем говорит, потому что он ловко сует руки под себя.
— Дику пришлось срочно уехать, — вставляет Густав.
— Вот как, — осекается Билли. — Ну, это еще ничего не значит, правда?
— Мы как раз собирались в «Карлейль» поужинать, — говорю я.
— И?
— И — ничего! Он уехал, и все.
— Какой-то семейный кризис, — уточняет Густав.
— Кризис? Что за кризис? — спрашивает Билли.
— Вот именно, — язвительно говорю я, игнорируя беспокойство, прозвучавшее в его голосе.
— Лейла, а тебе не приходило в голову, что у него случилось что-то серьезное? — Билли выдергивает меня из моего мирка.
— Не приходило, — тихо говорю я.
— А он что-нибудь объяснил?
— Нет, просто смылся.
Откинувшись в кресле и взбалтывая темную жидкость в своем бокале, Билли задумчиво тянет:
— Ох и задам же я трепку этому молодому человеку.
Подходя к двери квартиры, я слышу смех. Не могу! Нет никаких сил смотреть, как Джейми и Том пьют шампанское и наслаждаются своим счастьем. Проскользнув в кухню, я замечаю, что на тостере лежит пухлое письмо от Джулии. Любящая мама шлет предостережение никчемной дочке. Я давно боюсь этих конвертов, с косыми каракулями и обратным адресом, тисненным золотыми буковками. Они всегда битком набиты пакостями, вроде новостей об очередном открытом учеными заболевании, передающемся половым путем; или грязными историями из «Космополитена» о нью-йоркских холостяках, которые, несмотря на искренние обещания, искренне заинтересованы только в одном: заманить в свою постель как можно больше красивых, талантливых и, увы, ничего не подозревающих городских девушек. В Нью-Йорке подходящих холостяков нет!
Налив из кувшина большой стакан воды, я залпом ополовиниваю его, готовясь к писанине, которую мне предстоит прочесть. От высоких каблуков у меня уже ноют ноги, но я стараюсь взбодриться, чтобы произвести должное впечатление своим сногсшибательным нарядом. Минуя короткий коридорчик, вплываю в гостиную.
— Наконец-то! — вскрикивает Джейми. Она кошечкой соблазнительно свернулась на диване, а напротив нее на складном стуле, в футболке и рваных джинсах, сидит Фрэнк.
— Ч-черт, — медленно произносит он.
— Бляха-муха. — Я выжимаю из легких весь воздух.
— Дружок, ты выглядишь…
— Круто, — подсказывает Фрэнк.
Кажется, я сейчас упаду в обморок. Нужно взять себя в руки, сохранять спокойствие.
— Хочу выпить. — Я поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и шагаю в сторону кухни.
— На столике бутылка «Бушмилс»! — кричит вдогонку Джейми.
Дрожащей рукой я хватаю бутылку виски, отпиваю, сколько могу, после чего наполняю еще и стакан. За спиной раздаются шаги; Джейми тянется губами к моему уху, от нее пахнет виски:
— Аппетитный кусочек!
— Кусочек дерьма. — Я делаю большой глоток.
— Последние сорок пять минут он только и делал что плакался о тебе. Говорит, ты разбила ему сердце.
Джейми пьяна, ее голос дрожит в сентиментальном угаре. Вот что Фрэнк делает с женщинами.
Снова шаги.
— Нам надо поговорить, — заявляет Фрэнк с порога; вид у него серьезный.
— Не нужно лишних слов, — поет Джейми и, шатаясь, выходит из кухни. — Намек принят!
Я чувствую тепло, исходящее от рук Фрэнка, но прячу глаза. Мои коленки вот-вот начнут стучать друг о друга.
— Взглянуть-то хоть на меня можешь?
— Нет, — отрезаю я, упорно глядя в стакан.
— Лейла… — Фрэнк кладет руку на мое голое плечо.
Вывернувшись, я смотрю ему в глаза и никак не могу придумать, что ответить. А момент уходит — тот самый момент возмездия, о котором я столько мечтала.
Мы стоим и молчим бесконечно долго. Сделав еще глоток, я спрашиваю:
— Чем могу быть полезна, Фрэнк? — и замечаю в его левом ухе новое серебряное колечко.