Антиохов остановил машину.
Мимо, рассыпая шорох сухой травы, прошло стадо нагульных валухов. Среди грубошерстных кастратов царило оживление; взбодренные солнечной прохладой утра, валухи ездили верхом друг на друге. Вслед за стадом в блистательной чалме и сером ойлике прошел пастух-джемшид; он сверкнул белками глаз и сказал чуть слышно: "Салам!" За ним просеменило стадо ослов; ослиные головы равнодушно свисали меж ног и едва не волочились по сырому песку. За ишаками вереницей протянулись оседланные верблюды, и простор наполнился сдержанным стоном верблюжьих ботал.
Начальники вошли на конный двор.
В конюшне было сумрачное спокойствие. Склонив над кормушками головы и ревниво заложив уши назад, лошади ели саман с ячменем. У фуражного ларя конюх рассматривал в зеркальце обольстительные завитки своих рыжих усов. Над ларем, испечатленная мухами, висела таблица кормовых дач; рядом с деловой старательностью синим карандашом была выведена раскосая надпись: "В конюшне непотребными словами выражаться запрещается, ибо это не подобается".
Ванька-Встанька лежал на кошме и читал. Восторгаясь, в нетерпимости образного познания, он вырывал волос за волосом из головы своей. Крестьянское лицо Ваньки-Встаньки сияло интеллигентской залысиной. Взглянув на Антиохова, Ванька-Встанька приподнялся и строго сказал:
— Гражданин, это конюшня. Бросьте папиросу — вот ведро с водой.
— Товарищ Сокирник, перед вами — товарищ Антиохов, из Ашхабада! — воскликнул Питерский.
— Товарищ Антиохов, бросьте папиросу в ведро с водой, в конюшне не курят, — еще строже сказал Ванька-Встанька.
— Простите, товарищ Сокирник, вы абсолютно правы! — Антиохов посмотрел в ведро, совершенно чистое, и послушным движением бросил папиросу в ведро. После этого важным голосом спросил: — А вы кто здесь?
Ванька-Встанька встал медленно, спокойно, с сознанием собственного достоинства.
— Вы имеете дело со старшим конюхом Иваном Ивановичем Сокирником, временно исполняющим обязанности начальника конного двора.
— Очень приятно, — сказал Антиохов. — Будьте любезны, покажите ваше хозяйство.
— Как у вас люди расставлены! — вскричал Антиохов, осмотрев образцовую конюшню. Он был знаток и любитель лошадей. — Не кадры решают все, а всеобщее безобразие! Интеллигент Иван Сокирник работает на конюшне, а кавалерист Лука Самосад расселся в бухгалтерии!
— Лука Максимович — мастер счетоводства, талант, — ответил Питерский.
— Талант — понятие условное, народный суд с ним не считается. Конюшня у Сокирника — чудо труда и дисциплины, ударнейшее предприятие! Предлагаю товарища Сокирника Ивана Ивановича выдвигать и выдвигать!
— Вплоть до наркома? — съязвил Питерский.
— Чей сын Сокирник? Крестьянский сын! Ну и выдвигать! — кричал Антиохов.
— Вплоть?
— Вплоть!
— Но у товарища Сокирника — никаких документов!
— Призрак может быть без документов, а человек без документов быть не может. Выдайте Сокирнику тридцать рублей как энтузиасту конного двора и объявите в приказе. А на основании этого приказа издайте приказ о назначении.
— У Сокирника Ваньки-Встаньки — ни паспорта, ни бумажечки, одни штаны!
— Превосходно! Паспорт — наследие царизма, капитализма, деспотизма. При полном социализме паспорт исчезнет: какому лешему нужен будет паспорт? Мумия последнего мошенника станет музейным сокровищем.
— Не дожить Ваньке-Встаньке до этакой славы!
— Назначить Ивана Ивановича Сокирника начальником конного двора. Чудо! Образец для всех, — торжественно произнес Антиохов. — Все прочее в вашей пустыне — сплошное безобразие. На колодцах Геокча до сей поры нет заведующего!
— Обходятся, — ответил Питерский.
— Двадцать тысяч овец! — воскликнул Антиохов.
— Начало! — Питерский был спокоен.
— Мне — доклад о вашем начале! Вызвать зоотехника Кабиносова с колодцев Геокча, организовать совещание!
— Он принимает овец. Ответственность. Вы подпишете приказание Кабиносову? — спросил Питерский.
— А здесь кто может сделать мне доклад? Вы? — усмешливо спросил Антиохов.