"Еще годика два — и можно умереть".
На эти два последних года она устроила себе мягкий уголок: в тепле и умирать приятнее, а к вечеру, когда начиналась тишина, старуха знала про себя, что проживет, пожалуй, еще лет десять.
Она зажгла фонарь и пошла в конюшню. Двор был большой и тихий, хозяин уехал в виноградники, просить его помощи можно только утром; до утра — долгая ночь, не спать, смотреть в темноту… лучше через весь двор проволочить корзину.
Старуха осветила фонарем дверь конюшни, потянула ручку и отшатнулась.
Из конюшни выбежал ягненок. Он сделал по двору быстрый круг, остановился посреди двора и заблеял. Старуха подняла над головой фонарь.
Ягненок был пестрый — белый с черными боками — и казался безголовым: черная голова сливалась с темнотой ночи. Он деловито пошел к воротам, от ворот со всех ног бросился назад, чуть не налетел на старуху, отпрыгнул в сторону и замер, удивленный. Старуха тоже была удивлена.
"Чей? У хозяина овец нет".
Она вздохнула и пошла за корзиной. Ягненок потрусил сзади.
Корзина высилась в углу конюшни, огромная, засыпанная сенной трухой. Старуха повесила фонарь на гвоздь и поволокла корзину. Конюшня была не убрана, старуха ступила в конский помет, поскользнулась, ослабела от горечи, перетащила корзину через порог и встала, задыхаясь.
Дверь комнаты была открыта, в комнате был свежий запах ночи и помета, запах лошади. Корзина стояла на газетах у синего занавеса, старуха отдыхала на диване.
В дверь вошел ягненок, осторожно простучал по полу копытцами и неслышно начал делать лужицу, но не кончил этого долгого занятия, испугался тишины и заблеял.
Старуха приподняла голову и долго глядела на ягненка; глаза ее оживились, она поднялась и принесла из кухни блюдце с молоком.
Пить из блюдца ягненок не умел, старуха напрасно тыкала в молоко его черную мордочку. Ноги ягненка расползались по полу, он пятился и отчаянно тряс головой. Старуха обмакнула в молоко палец и сунула его в рот ягненку. Ягненок зачмокал, ударил копытцем о пол от жадности и сладкого нетерпения и пошевелил жирным хвостиком. Потом понюхал молоко, высосал его, тут же закончил свою лужицу и пошел стучать копытцами по комнате.
Ночь проникала в комнату; через дверь был слабо виден ствол яблони и две далекие звезды. Старуха села на круглый табурет. Ягненок подошел и понюхал ее ноги. Старуха погладила его и медленно приподняла крышку пианино. Лицо ее стало строгим, глаза сдержанно блеснули.
Очаровательные глазки, очаровали вы меня…
Я опущусь на дно морское, я подымусь на облака.
ПОД СТУК КОПЫТ
Днем у Конской щели бандиты поймали заведующего и убили его. К вечеру пастухи карантинной фермы в страхе разбежались, бросив свои кошмы и государственный скот.
На синей горе, очерченные закатом, долго были видны два последних беглеца. Ветеринарный врач Нелюдова смотрела на закат и била себя по ноге камчой, не чувствуя боли.
Беглецы скрылись за хребтом. Женщина на ферме осталась одна.
Джейранчик на паутинных ножках подошел к Нелюдовой и понюхал ее сапог. Сапог привычно пахнул конским потом, пылью и единственной в мире женщиной, какую знал джейран. Он мотнул головой и сделал на месте скачок.
Женщина улыбнулась и перестала смотреть на закат.
Пастухи оставили стадо у голубой реки. Две коровы брели по берегу к снеговым хребтам. У Нелюдовой дрогнула губа. Она сделала шаг вперед и тотчас же повернулась.
В раскрытых воротах, как в раме, стоял, любопытствуя, одноухий ишак. Из пастушьей юрты супоросная свинья тащила белую кошму. Двор был пуст. Женщина ударила ишака камчой и побежала к конюшне.
Вороной жеребец ветеринарного врача был высок и проворен. Он боком, волнуясь, вышел за ворота, торопливо заржал и, длинный, как тень, ворвался в прохладную степь. Женщина, пригнувшись, мягко сидела на неоседланной конской спине. Рыжие волосы ее растрепались, в пальцах путалась черная грива.
Длиннорогие коровы сразу остановились и с угрозой посмотрели на коня, выскочившего из сумрачной степи. Потом повернули и бок о бок, стуча копытами о камни, побежали обратно к стаду.
Далекое и пестрое, оно было видно женщине в овале качающихся впереди коровьих рогов. Стадо блуждало у берега быстрой реки. Оно приближалось к Нелюдовой сквозь ветер и запах трав, вместе со степью, несущейся под ноги коню. Коровы становились большими, пегими, красными — близкими, живыми.