Долговязый Байкутан сидел в воротах и с презрительным любопытством наблюдал за движениями жеребца. Кобель только что вылакал пиалу ячменной похлебки и был снисходительно настроен ко всему. Передние лапы его спокойно упирались в траву; грубая шерсть на загривке была пронизана светом, солнце лежало в раскосых глазах.
В степь пришел ветер. Полдневный и слабый, он спустился с высоких хребтов и оставил за собой прохладный след в глубокой траве. Он покачал длинные стебли трав, но вдруг устал, и травы застыли. Кобель внезапно повернул голову, выпрямился и исчез за воротами.
Жеребец прянул в сторону.
— О-ля! Стоять, сволочонок! — взволнованно проговорила Нелюдова и взглянула вслед удаляющемуся кобелю. Кобель мчался, мелькая спиной, в голубую степь.
У первого всадника была русская посадка. Двое остальных, по обычаю степей, сидели в седлах прямо. На белом хвосте последнего коня, извиваясь, волочился Байкутан.
У Нелюдовой высохло лицо. Путаясь, она начала отвязывать жеребца. Не отвязала, бросила и выпрямилась у кривых ворот, головой прислонившись к сучку. Рядом с ней, на облезлой траве, застыла короткая тень.
Всадники спустились в лог. К воротам подошла свинья и тревожно всхрапнула подле нелюдовской юбки. Нелюдова не оглянулась. Над зеленой долиной, совсем близко, возникли три головы. Нелюдова увидала казахские шапки, и колени у нее ослабели.
Вороной жеребец ударил по воздуху копытом; распятый в воротах развязками, со вздернутой мордой, он заржал прямо на солнце. Ему неуверенно ответила пегая кобыла с белым хвостом. Сквозь конское ржанье с обманчивой ясностью донесся знакомый голос, и сразу стало видно под шляпой энергичное лицо со вздернутым носом.
Кулагин, в светлой рубахе, приветливо взмахнул камчой и блеснул зубами. Степь стала яркой, неизмеримой, прекрасной. Нелюдова вздохнула, улыбнулась, крикнула, — нет, только что-то прошептала, — и ударилась затылком о сучок.
— Жеребца уберите! — ласково сказал Кулагин, подъезжая к воротам.
Женщина проворно отвязала коня и отвела его в сторону.
Кулагин был веселый человек, здоровый и ловкий. Он любил лукавых девчонок, огромное небо степных закатов и высоких коней и беспощадную настойчивость своего поколения. Он спрыгнул с рослого коня и с чувством почтительного удивления пожал осыпанную конской перхотью руку Нелюдовой: эта женщина, рыжая и тонкая, как свеча, осталась там, где ее ждала смерть, и Кулагин не мог не удивляться спокойной простоте ее поступка.
Нелюдова привязывала жеребца в конюшне. Она шелестела в дневном сумраке стойла особенно, по-своему, как всякая женщина, и отрывисто звякала железом недоуздка. Из стойла доносился стук копыт. Кулагин искоса, с озабоченным вниманием наблюдал за тем, что происходило в полумраке конюшни, прорезанном лучом.
У этой женщины была удивительная стройность движений — та сухая, свободная сдержанность, что порой незаметна, как дыхание. На ней была растерзанная юбка, на ногах — грязные сапоги со стоптанными каблуками. Она вошла в полосу солнечного луча и вся загорелась — длинная и тонкая, с яркой головой.
У дверей конюшни Нелюдова взглянула на притихшего зоотехника. Кулагин знал ветеринарного врача давно и вдруг впервые заметил глубокую настойчивость ее прозрачных глаз.
— Вы, — сказал зоотехник, застигнутый женским открытым взглядом, — как хотите, а вы совершили поступок большого масштаба.
— Ерунда! — ответила Нелюдова и смахнула с юбки соломинки и пыль.
— Нет, не скромничайте. За это дают ордена. Ведь на ферме, кроме вас, остался только один верный человек — и тот кобель.
Язвительное легкомыслие собственной фразы понравилось зоотехнику. Нелюдова не обратила на нее внимания; она стояла напротив, молодая и растрепанная, на лице ее было странное выражение удовольствия и насмешки.
— Пастухи разбежались, потому что не были вооружены.
— А вы?
— Я врач.
Рассеянная улыбка легла на худое лицо Нелюдовой; улыбка задрожала на кончиках рта. Усталое лицо женщины неожиданно стало солнечным и живым.
— Бандиты не трогают стариков, врачей и пекарей.
Конный объездчик подошел к конюшне и вопросительно посмотрел на Кулагина. Это был высокий казах в поярковой шапке, украшенной малиновым отворотом. У него было лицо монгола с твердой кожей, натянутой на скулы, прорезь острых глаз и нерастущая бороденка в виде запятой.