Он стоял в озаренном пространстве, наклонившись вперед, и не ощущал в руках винтовки. Ночь завивалась дымом, вздрагивала и расползалась, как прожженная ткань. От окна, раздвигая черный двор, протягивались к воротам беспокойные отблески.
Рыскул подбежал к двери и дернул веревочку. Дверь отворилась, из хижины вывалился дым с огненным хвостом и отбросил Рыскула назад. Он вытер глаза, бережно прислонил винтовку к юрте и снял рубаху.
Потом с разбегу выбил кулаком окно и отошел, задыхаясь.
— Рыскул! Что случилось! Что ты делаешь?
Нелюдова выбежала из мрака, кожанка упала с ее плеч. Пламя озарило рассыпавшиеся волосы и тонкое плечо.
Дверь пекарни сгорала на глазах. Пламя вылизало окно и выбросилось наружу, осветив угол лаборатории, поросший травой.
— Рыскул! — закричала Нелюдова. — Неси воды! Скорей!
Сквозь крышу пекарни просунулся язык и исчез. Дверь вздрогнула и осыпалась на землю вихрем искр. Красный дым поднялся к небу.
Мокрая бочка, отблескивая, въехала во двор. Непривычная к упряжке кобыла рвалась в хомуте и тяжело дышала. Полуголый Рыскул торопливо подталкивал бочку сзади. Нелюдова тянула повод. Свет пожара розовел на ее вздернутой руке. Залитая водой юбка липла к коленям. Растерянный Байкутан шел возле кобылы и озабоченно следил за ее движениями.
Бочку остановили у юрты. Рыскул выхватил из рук Нелюдовой полное ведро, размахнулся и выплеснул воду в раскаленное пространство пекарни. Белые струи воды дугой пролетали, рассекая окрашенный воздух, и исчезали в клубах дыма. Бочка пустела.
Языки прорезали крышу. Закурилась стена столовой, и вдруг осветились ее окна. Лаборатория вся — с дверью, окнами, трещинами — выступила из мрака. Нелюдова бросила ведро.
— Вози воду, заливай! — закричала она Рыскулу. Пуговица на спине ее отлетела. Не поправляясь, она соскочила с бочки и кинулась в дверь лаборатории.
Когда Нелюдова выдвинула за порог ящик, переполненный лабораторным имуществом, вытерла лицо и оглянулась, она не увидела Рыскула. Кругом был дым, и по двору носился Байкутан.
— Рыскул! — позвала Нелюдова упавшим голосом.
— Ага, доктор!
Женщина подняла голову. Рыскул стоял на крыше столовой. Туман медленного дыма подымался вокруг него. В тумане раскачивалось голое тело и вздымались руки. Движения Рыскула были отчетливы и яростны: киркой он разрушал опасный угол крыши, прижавшийся к лаборатории.
У порога юрты лежали твердые и блестящие плитки грязи, отвалившиеся от сапог. Джейранчик не торопясь понюхал их; потом с деловитым видом вошел в юрту и замер, напуганный собственной смелостью.
В полумраке юрты он увидел ноги в перепачканных сапогах, пахнущих гарью и землей. Он переступил через них и копытцем надавил неподвижную ладонь. Ладонь дрогнула. Джейранчик скакнул на грудь распростертого человека и прыжком вынесся за дверь.
Рыскул замычал, почесал грудь и проснулся.
Солнце показывалось над двором. Скалы Алатооского хребта казались вылепленными из голубой глины. Рыскул вышел из юрты, вдохнул росистый воздух с приторным запахом недавнего пожара, зевнул, плюнул, с почтительным сожалением осмотрел свои истерзанные руки и направился к пожарищу.
Левая половина пекарни зияла содранной и пробитой крышей, правая, рассыпавшись, лежала на земле. Из развалин торчал обугленный столб. Одинокий дымок подымался из кучи обгорелого дерна и синей извилиной перечеркивал дальний хребет.
Рыскул с огорчением покачал головой и заботливо раскидал ногой тлеющую кучу. Комок, завитый струйкой дыма, откатился в сторону. Рыскул поднял пепельный комочек, закурил от него, выругался и повернулся к лаборатории.
Ящик, вынесенный Нелюдовой, стоял наклонно, одним углом опираясь на порог. Солнце, приподнявшись над юртой, ударило в стекло и белый металл хирургических инструментов. Луч сломался, и выпуклое стекло засверкало невыносимым пятном. Рыскул подошел ближе.
Некоторое время он стоял и, очарованный, смотрел на неподвижное сияние преломленного луча. Внимание постепенно сменялось на его измазанном лице восторгом и недоумением. Рыскула радовал необъяснимый отблеск груды пробирок и банок, строгое и хрупкое совершенство всего того, что находилось в ящике, но было совсем непонятно назначение этих сверкающих предметов. С осторожной улыбкой он взял из ящика резиновую грушу и стал разглядывать ее, держа в ладони, как яйцо.
Груша была красная и мягкая, с костяным пожелтевшим наконечником. Рыскул надавил ее пальцем, вздрогнул и засмеялся: из груши с хрипением выбрызнулась фиолетовая жидкость. Посмеиваясь, он поставил забавную грушу на землю и извлек из ящика кружку Эсмарха.