— Белоногий жив? — вскричал Резников и поскакал на станцию.
Лошадям привезли сено. Военморы вытащили их из теплушки, поддерживая своими спинами. Один конь пал. Белоногий был жив.
Тех, кого насквозь просолило море, кого, рассобачив, не приняла революция, кто каждоминутно материл богородицу, свою жизнь и ближайшее начальство, — тех отправляли с судов в полуэкипаж.
Командиром полуэкипажа был белокурый зверь Савоськин в клеше на полтротуара. Когда и он в недоумении разводил руками, братишечек остервенелой жизни переводили в штрафную роту.
Летом тысяча девятьсот двадцать первого года штрафная рота пустовала — военморов штрафовали работами в садо-огородном хозяйстве.
Это были кадры.
Под Дербентом глубокое дно, волна и высокий прибой. Вдоль прибоя тянулись сад, огород, поле, виноградник. Внизу двухэтажного дома устроили склад, на верхнем этаже жила и работала администрация. Стены были прозрачные, — дом дрожал и шатался в шторм.
Военморов разместили в каморках, напротив моря. Каморки они называли каютами, нары — койками, повара — коком, завхоза — баталером, мальчишек — салагами.
Рабочих не хватало. С соседних промыслов с удовольствием потопали во флотское хозяйство промысловые девчата.
Лишь только заря появлялась на небе, дежурный десятник бил в буфер, подвешенный к столбу: растреснутый звон звал от сна к земле.
С моря тянулся соленый ветерок, катились озаренные волны, берег был пуст.
Десятник звонил вторично.
Из кают показывались военморы. Они были измяты и, стоя в дверях, лениво чесали грудь. Некоторые, зевая, отпускали по адресу десятника непристойные шуточки. Из-за спин военморов выныривали девчата — простоволосые, босые, часто в одной торопливо натянутой юбке — и закрывались руками.
Те, кто до зари успел спровадить своих, гоготом встречали заспавшихся и норовили хлопнуть их по голой спине. Девчата огрызались, иногда в поспешности бегства теряли юбки. Тогда наступало веселье, берег оживал, хохот и свист заглушали прибой.
Буфер звонил в третий раз.
Ругая небо и десятников, военморы шли умываться к морю. Заря становилась смелой, выкатывалось обнаженное солнце.
Десятники в клешах, как колокол, размеренной поступью направлялись к каморкам. Это были отборные моряки, походившие на битюгов. Они получали добрый паек и красное вино, присылаемое из Баку против малярии заботливым Стрельцовым. Десятники шли по каютам и вытаскивали всех, кто сопел на койке после третьего звона. Иной раз десятника поджидал ловкий удар голой ногой. Тогда он осторожно брал полуголого военмора в охапку и, обливаемый с ног до головы матерной яростью, пес его в море купаться. Волна по утрам была прохладная, бодрящая.
К огороду вела песчаная дорога. Песок по утрам свеж и ласкал босые ноги. Лопаты и тяпки сверкали солнцем. Девчата затягивали визгливые песни. Визг уносился за обветренные дюны, в зеленое море. На огороде, споря и ругаясь, начинали работать.
Утро стояло над морем. Воздух был чист. Работать тяпкой не трудно. Но не веселит земля тех, чьи ноги привыкли к палубе. Напрасно лаялись десятники: чуть солнце подымалось над морем и наступала первая жара, военморы бросали лопаты, принимались крутить девчат. Над торжественной землей и неоконченными грядками несся девичий хохот. Под высоким небом, меж глыб земли и отчетливых форменок с воротниками цвета морской волны, взлетали подолы и сверкали голые икры.
Десятники смущенно чесали бычьи шеи и посылали к такой-то матери весь этот чертов огород.
Никто толком не знал, как сажать овощи в землю, которая без полива ничего не давала. Обращались к агроному.
В огородных делах Козорезов понимал не больше огородного чучела, в виноградниках тоже. Он запоем читал брошюры, давал общие советы, предпочитая помалкивать и делать вид, что знает больше, чем говорит.
Козорезов был студентом агрономического факультета одну зиму. Бродячая жизнь солдата не позволила ему собирать и возить с собой излюбленные книги, — его сельскохозяйственные знания были случайны и сомнительны. Военморы называли его "профессором кислых щей" или "кобыльим профессором".
Если бы не смекалка Резникова и не счастливая случайность, ничего из садо-огородного хозяйства не получилось. Счастье пришло вместе с голубоглазым, бледным мужичком, подкрашенным рыжей бородкой. Тихоня мужичок был льстив и ломал перед Резниковым шапку.
Павел Резников столкнулся с ним в Дербенте и привез как находку в хозяйство вместе с двумя его дочками и чесоточными верблюдами. Маруська и Любка в ту же ночь познали сладость мужского шепота в кустах и обольстительную матросскую хватку. Мужичок же научил военморов сложному огородному ковырянию и рытью оросительных канав. Стали сажать помидоры, лук и чеснок, свеклу, морковь, картошку, капусту, дыни.