— Чемоданы добрые, я думала, вы зажиточный, с достатком.
— Нет у меня пристрастия к домоводству, Надия Макаровна, хочу я этого или не хочу, но я — человек социализма: я более ценю прочность чувств, подвижность мысли, нежели сруб и сундук — собственность на цепи.
— Без прочности не любовь, а праздношатание, — сказала Вороная и звонко зевнула. — Кончайте с трамваем, Валентин Валентинович!
— Прежде чем прикоснуться к своим запискам о гражданской войне, я замыслил познать все о столкновениях классов и пародов, битвах и полководцах, — человеческая история овладела мною; я жил в Питере, на Васильевском острове, читал, разгружал баржи, голодал, учился машинописи, просиживался в библиотеках, натирал полы до приторности у нэпачей, — и читал, читал до того, что начинал путать Гая Юлия Цезаря с самим собой, — и однажды, обалдев от книг, заметил, что моя библиотекарша — красавица!
— Ну, наконец-то! — облегченно прошептал Кабиносов и расплескал закрепитель.
— Ну слава богу! — похвально произнесла хозяйка.
— Она пытала меня четыре месяца.
— Позвольте, Константин Кондратьевич, я пойду и набью ему морду! — сказал Табунов.
— Отлично, Виктор Ромэнович, — сказал Кабиносов, — пастбище Намаксар, какой — на первом плане — травостой! Удачнейший снимок.
— Я с благодарностью верну фотоаппарат инженеру Реверансу, пардон, Книксену.
— Не торопитесь.
— Я обнищал до срама, — покорно произнес Ель, — я незаметно клал и ящик ее стола конфеты почти каждый день — и вдруг услышал, как Симона ответила подругам: "Не знаю, какой-то богатенький дурак!.." — "Это я!" — спокойно сказал я Симоне, и Симона стала доброй ко мне, она прощала мне все: и застенчивость, и лапотошность. Она всегда улыбалась. Она никогда не позволяла поцеловать ее. И я подслушал, как подруга сказала Симоне: "Дура, преданность — редкость, завидую тебе, дуре!" Белые ночи на Севере — как ночи цветения акации на Юге, или джиды в Туркмении. Белыми ночами Симона целовала меня. И прошептала, ослабев: "Навсегда!" Я догнал последний трамвай, вскочил на заднюю подножку прицепного вагона, я кричал от счастья, я ликовал, несясь сквозь безночную ночь, — и на повороте меня сдуло, я затылком стукнулся о мостовую. Сотрясение мозга. Долгая больница. Милая записка: "Я вышла замуж за другого, не сердитесь, поправляйтесь!" И я поправился.
— Месть непротивленца, — сказал Табунов.
— Виктор Ромэнович, ша наконец! — сказал Кабиносов.
— Вас трогают слезы мужчины?
— Ель — образованный, честный экономист, это надо ценить. И довольно трепотни!
— Не гавкайте, Константин Кондратьевич, не люблю двуногих псов!
— Вон! — тихо вскричал Кабиносов, вскочил и в безумии гнева распахнул дверь ногой.
Табунов мгновенно закрыл ее и вновь завесил постумом.
— Мои снимки! Засветить хотите? — В потной темноте комнатенки мужчины запаленно дышали; красный фонарь чуть вздрагивал. — Счастье мое и ваше, — устало произнес Табунов, — что я изменил свой нрав.
— Трепитесь осторожней, слово — вещь опасная.
— Слово сделало нас людьми, Константин Кондратьевич!
Протяжная тишина. И в тишине (за оконцем) такой звучной откровенности поцелуй, что Кабиносов и Табунов рассмеялись.
— Отобью! — сказал Табунов.
— Не смейте: Ель — ваш товарищ!
— Белокурую отобью, — вкусно, мечтательно произнес Табунов. — Свистну у Реверанса праздничные штаны и отобью его пианисточку.
— Штаны я дам.
— Мы одного роста, давайте! Дарственные трусы, дареная рубаха, новые штаны. А сапоги? И балет утомляет, я устал выступать босоножкой.
— Брезентовые сапоги не подарю, дам напрокат. Но — прошу исполнить частное поручение, — важно сказал Кабиносов. — Дело в том, что уехал в командировку в Ашхабад, Чарджуй, Самарканд, за рабсилой, бухгалтер Самосад…
— Дьякон-расстрига, нахал, самохвал, обжора!
— Питерский поручил мне встретить на станции его сестру, прислала телеграмму…
— Молодая?
— Бросьте играть кобеля, Виктор Ромэпович!
— В "Синей птице" Метерлинка я играл пса.
— Пес псу рознь. Питерский сказал, что Самосадиха — по моей части. Не знаю, по какой она части, но женщину надо встретить и временно устроить: бухгалтер повесил на свою дверь громаднейший замок!
— Ванька-Встанька открывает все.
— Придется просить вашего всеоткрывателя… Вы не смогли бы встретить Самосадиху? Я с утра стану печатать фотоснимки, дополню свою докладную записку. Поезд приходит на рассвете. Иногда опаздывает.