Стелла Римингтон
Под угрозой
Глава 1
Поезд метро остановился с плавной неумолимостью. Тяжкий вздох тормозной гидравлики, и затем тишина.
В течение нескольких мгновений никто в переполненном вагоне не двигался. А затем, когда неподвижность и тишина усугубились, у пассажиров начали бегать глаза. Они встревоженно всматривались в черноту за окнами.
Они были где-то на полпути между станциями «Морнингтон Кресент» и «Юстон», прикинула Лиз Карлайл. Было пять минут девятого, понедельник, и она явно опаздывала на работу.
Лиз откинулась на своем сиденье и осторожно вытянула ноги. Не надо было ей надевать эти остроносые туфли сливового цвета. Она купила их пару недель назад, бездумно слоняясь по магазинам. Теперь она чувствовала, как в них хлюпает вода. По опыту она знала, что дождь оставит на коже мерзкие несмываемые следы. Не менее возмущало и то, что их невысокие каблуки оказались именно такого диаметра, что намертво застревали между булыжниками мостовой.
Проработав десять лет в Темз-Хаусе, Лиз так и не смогла решить проблему одежды. Принятый здесь внешний вид, которого придерживалось большинство сотрудников, был мрачно-незаметным. Темные брючные костюмы, аккуратные юбки и жакеты, консервативная обувь. В то время как некоторые из ее коллег доводили дело до крайности, добиваясь почти советской тусклости, Лиз инстинктивно противостояла этому. По субботам она нередко прочесывала магазины винтажной одежды в поисках интересных и недорогих вещей, которые, хотя и не нарушали правил Службы, очевидно, вызывали у некоторых явное раздражение. В свои тридцать четыре она все еще сопротивлялась серьезности и секретности своей работы.
Наклонив голову, Лиз еще раз коснулась щекой алой шелковистой поверхности своего шарфа, погрузившись в слабый запах духов, который напомнил о Марке — его глазах, его губах и волосах, — когда он влетел к ней в дом. Он купил ей духи от Герлен на Елисейских Полях и шарф от Диор на авеню Монтань. Позже он рассказал ей, что заплатил наличными, чтобы не оставить следов. У него всегда был безошибочный инстинкт во всем, что касалось любовных дел.
Она помнила каждую деталь этого вечера. Возвращаясь из Парижа, где он брал интервью у одной актрисы, Марк ввалился без предупреждения в подвальную квартиру Лиз в Кентиш-Тауне. Она принимала ванну, слушая «Богему», и внезапно там возник он, закидав пол дорогой белой оберточной бумагой, и в воздухе запахло — так восхитительно и резко — духами «Воль-де-Нюи».
Потом они открыли бутылку «Моет», купленную в дьюти-фри, и вместе забрались назад в ванну.
— Разве Шона тебя не ждет? — спросила Лиз виновато.
— Она, должно быть, спит, — ответил Марк бодро. — Весь уик-энд у нее были дети ее сестры.
— А ты тем временем…
— Знаю. Мир жесток, не так ли?
Лиз долгое время не могла понять, почему он вообще женился на Шоне. По его описаниям они, казалось, не имели ничего общего. Марк Каллендар был беззаботным любителем удовольствий, обладавшим почти кошачьей восприимчивостью — качеством, которое сделало его одним из самых популярных профилистов в печатной журналистике, — в то время как его жена была серьезным ученым феминистского толка. Она вечно подозревала его; он вечно уклонялся от ее скучных нападок. Смысла ни в том ни в другом не видно было никакого.
Но не Шона была проблемой Лиз. Проблемой Лиз был Марк. Эта связь была полным безумием, и, если быстро ничего не предпринять, она может стоить ей работы. Лиз не любила Марка и боялась даже думать о том, что случится, если все это выплывет наружу. Ей обязательно нужно с этим покончить. Само собой, она не рассказала о нем матери, и в результате всякий раз, когда она проводила уик-энд с матерью в Уилтшире, ей приходилось терпеть благонамеренные проповеди о том, как она «когда-нибудь встретит хорошего человека».
— Я знаю, как это трудно, когда ты не можешь говорить о своей работе, — начала мать позапрошлым вечером, — но на днях я прочитала в газете, что в одном здании с тобой работает более двух тысяч человек и что у вас проводят самые разные общественные мероприятия, в которых ты можешь участвовать. Почему бы тебе не поучаствовать в любительском спектакле или не заняться латиноамериканскими танцами или еще чем-нибудь?
— Мам, перестань! — Она представила себе, как на нее надвигается группа работников отдела Северной Ирландии или специалистов по наблюдению из А-4 — глаза у них сверкают, маракасы гремят, к сорочкам прикреплены кружева.
— Это только идея, — сказала мать мягко.
Процесс высвобождения из материнской паутины вчера привел к тому, что Лиз добралась до автострады лишь в десять, а в квартиру в Кентиш-Тауне попала только к полуночи. Оказавшись дома, она обнаружила, что белье, которое она зарядила стирать в субботу утром, лежит в мутной воде в машине, остановившейся посреди цикла. Было уже слишком поздно, чтобы начинать стирку снова, не потревожив соседей, поэтому ей пришлось запустить руки в кучу тряпок, собранных для химчистки, чтобы найти там что-нибудь не очень мятое из офисной одежды. Она повесила вещи над ванной и приняла душ в надежде, что пар немного восстановит их внешний вид. Был почти час ночи, когда она наконец добралась до кровати, и теперь она чувствовала, что ужасно устала, а веки у нее отекли.