– Нет, Халим, не так-то просто уничтожить нацию. Иначе нас бы уничтожили еще сотни лет назад. Албания будет жить, – убежденно сказал Хаки. – Она как неприступный утес! Возникали и исчезали империи, окружали ее… ну как амебы, что ли, липли со всех сторон, впивались в нее, обмазывали своей слизью, да только никому не удалось ее переварить. Они рушились, а она оставалась – могучий, неприступный утес. Римляне, византийцы, сербы, турки, Австро-Венгрия – все побывали тут, но где они теперь? Так будет и с гнилой империей дуче.
– Но ведь сейчас не те времена, Хаки, хоть ты и прав. Теперь наша нация действительно может исчезнуть, раствориться, ассимилироваться. Условия изменились, вспомни о современных средствах коммуникации, школах, культуре, радио, книгах, кино…
– Да, то, о чем ты говоришь, и вправду может случиться, если мы будем сидеть сложа руки.
– А что мы можем сделать? Если уж мы не смогли избавиться от Ахмета Зогу, который довел нас до такого состояния, то что говорить об Италии, таком большом государстве?
– Мы должны сражаться за независимость, за свободу. Должны поднять весь народ против захватчиков, против фашизма. Ведь смогли же мы это сделать в двадцатом году! Если нам удастся сделать это и теперь, Албания будет жить!
– Поднимайся не поднимайся – а одни мы все равно ничего не добьемся.
– А кто тебе сказал, что мы одни? Против фашизма весь мир. Наша надежда – Советский Союз. Он нас спасет.
– Советский Союз далеко.
– И все равно он нас спасет.
– Но ведь если Советский Союз вступит в войну, это уже будет мировая война!
– Мировая война неизбежна.
– Дорого обойдется людям новая война, Хаки, столько крови прольется.
– Значит, пусть лучше фашисты истребляют всех, так что ли?
– Не знаю, Хаки… У вас, коммунистов, четкие убеждения. Вы нашли свой путь и идете по нему, не сворачивая.
– Сейчас такое время, когда каждый должен выбрать для себя путь, Халим. У жизни свои перекрестки. И каждый, как богатырь из сказки, окажется когда-нибудь на распутье, надо будет выбирать, куда пойти. Одни только дураки да обыватели избавлены от этого.
– Хаки верно говорит, – согласился Хайдар. – Надо решать, в какую сторону идти – туда или сюда.
– Целый народ может оказаться иногда на распутье. Помнишь, как в сказке, Халим? Всадник, когда не знает, по какой дороге ехать, отпускает поводья, чтобы конь сам выбрал.
– Ну а мы, по-моему, пустили ослов, чтобы выбирали нам дорогу, – сказал Хайдар.
– Нет, мы сами выберем. А коммунисты – я вот, Лёни – уже давно выбрали.
Лёни засиял от радости, услыхав, что Хаки назвал его коммунистом. Адвокат вдруг рассердился.
– А я, значит, не в счет, да, Хаки?
– Так ведь ты не коммунист!
– Ошибаешься ты, вот что. Каждый должен выбрать, верно. Только насчет меня ошибаешься, я тоже выбрал себе дорогу. Недаром же ругался с тобой два года подряд!
Хаки крепко обнял его:
– Вот молодец!
– А меня, что ж, позабыли? – засмеялся Хайдар.
– Ты наш, Хайдар. Мы уверены, что ты с нами.
– Был и буду.
– Давай руку, Хайдар. Мы не сдадимся! Будем бороться! Мы уйдем в горы, соберем силы, а потом хлынем оттуда лавиной, никто нас не остановит. Сметем всю нечисть, вырвем с корнем все сорняки и сделаем Албанию такой, о какой мечтаем: свободной, независимой, счастливой.
– Как бы только вместе с сорняками не вытоптать и кукурузу, – со смехом сказал Хайдар.
Стемнело. В тюрьме царила тревожная тишина. Не слышно было обычной суеты в камерах, разговоров, восклицаний, ссор, смеха и тоскливых песен. Казалось, жизнь окончательно покинула эту гробницу заживо погребенных людей. Заключенные бродили на цыпочках по сумрачным коридорам, лишь кое-где слабо освещенным тусклыми лампочками. Наблюдавшие сообщили, что улицы пусты, никого нет, фонари не горят.
В тот вечер заключенные узнавали последние новости от надзирателей и даже от жандармов.
"Наша армия отбросила итальянцев от Дурреса. Побережье усеяно трупами итальянцев. Его высокое величество заявил, что наденет опинги и уйдет в горы. Не бывать итальянцу в наших горах!"
Тими вернулся в камеру со словами:
– Слыхали? Его высокое величество обул опинги.
– Бежал?
– Нет, будет сражаться в горах. Говорит, что не пустит итальянцев в горы.
– Дай бог!
– Да здравствует король!
– Дай бог ему здоровья!
Кто-то, войдя в камеру, угрюмо сообщил:
– Итальянцы захватили Дуррес.
– Да ты что?
– Наша армия разбита, король бежал!
– Куда? В горы?
– Нет, совсем сбежал. И министры тоже.
– Так я и знал, что он удерет.
– Да уж, на это он мастер! Как дело туго, так деру дает!
– Сукин сын!
– Итальянцы направляются к Тиране. Сегодня к вечеру будут здесь.
– Значит, все.
– Надо сказать надзирателям, пусть открывают!
– Начальника надо потребовать.
Заключенные сгрудились у двери.
– Эй, Алюш, давай открывай!
– Вы что, собираетесь нас итальянцам оставить?
– Разойтись по камерам!
– Селим, эй, Селим! Открой!
– Да не откроют они без приказа!
– Где начальник тюрьмы?
– Кто-то приехал! – крикнул заключенный, наблюдавший в окно за улицей.
Незнакомый офицер с группой жандармов прошел прямо в кабинет начальника тюрьмы.
– Кто это?
– Не разглядел.
– Разговаривает с начальником.
– Теперь нас освободят, это точно. Вон и надзирателя позвали.
Надзиратель вскоре вышел.
– Ну как, Алюш, привезли приказ?
– Тихо! Открывает!
Но надзиратель и не думал открывать.
– Позовите господина Хайдара Кочи, – приказал он.
– А кто его зовет?
– К начальнику!
– Хайдар Кочи! Где Хайдар Кочи? Его к начальнику!
Хайдар удивленно переглянулся с Хаки и адвокатом.
– Тебя к начальнику вызывают, – позвал кто-то от двери.
– Зачем?
Он не спеша поднялся и неторопливым шагом направился к выходу. Хаки, Лёни и адвокат молча пошли за ним следом, гадая, в чем дело.
Толпившиеся у двери расступились, пропуская Хайдара.
– Кто меня вызывает?
– Начальник.
– А зачем?
– Не знаю, господин Хайдар. Приказано привести.
– Господин Хайдар, скажи там начальнику, пусть открывают!
– Да, пускай нас выпустят отсюда!
Щелкнул замок, заскрежетала первая дверь. Хайдар оказался меж двух дверей.
– Отойдите, закрываю.
Надзиратель закрыл дверь и надел Хайдару наручники. Потом открыл вторую дверь, Хайдар вышел в коридор и остановился, ожидая, пока надзиратель закроет и ее.
Надзиратель пошел впереди и уже поднял было руку, чтобы постучаться в дверь кабинета, но дверь вдруг резко распахнулась. На мгновение растерявшись, Хайдар попятился к стене. Прямо на него шел офицер в расстегнутом мундире, сопровождаемый жандармами и вооруженными людьми в штатском.
Хайдар вскинул голову, в упор посмотрел на офицера и язвительно усмехнулся.
– Ничего, Хайдар Кочи, скоро перестанешь задирать нос, – зло выкрикнул офицер, кладя руку на кобуру револьвера.
– Подлецом был, подлецом ты и остался, Абаз Купи! Только и умеешь стрелять, что из-за угла да в связанного. Стреляй, трус!
Заключенные, затаив дыхание от удивления и любопытства, ждали, что будет дальше. В полнейшей тишине прогремели один за другим два выстрела, отозвавшиеся гулким эхом в пустых коридорах. И словно по сигналу, поднялся оглушительный шум: крики, ругань, топот.
Хайдар, заливаясь кровью, упал лицом вниз. Так смерть настигла этого отважного и умного горца, настигла в тот момент, когда он надеялся вот-вот вырваться из тюрьмы, где томился столько лет.
Абаз Купи вложил револьвер в кобуру и заорал на жандармов:
– А теперь сматывайте удочки! Все до единого!
И побежал вперед. Послышался шум мотора, машина взвыла и затихла где-то вдалеке.
Жандармы, охранявшие тюрьму, забегали по коридорам, собирая пожитки. Заключенные продолжали кричать: