– О том, что упускаешь то, чего хочешь, изо всех сил стараясь быть хорошей.
– Я хорошая.
– Я знаю.
– Ну, а что насчет тебя? – парирую я.
– А что насчет меня?
– Я видела туалет в здании Союза Студентов пару недель назад. В твоем «списке» не прибавилось новых имен.
Он медлит с ответом. Я ожидаю, что он скажет что-то дерзкое, что-то вроде того, что он еще не обновлял его, но он удивляет меня, когда говорит:
– Я устал от этого.
– От чего? Быть популярным?
– Быть мудаком.
Второй сюрприз за несколько секунд.
– Ты...
– Слушай, Нора. – Он останавливается на углу, высокие деревья загораживает уличные фонари и дома, так что мы окутаны темнотой, только слабые проблески света пробиваются к нам. Я останавливаюсь спиной к деревьям, и когда он шагает ко мне, чувствую холод коры через пальто и джинсы. – Я просто сделаю это, – говорит он, поднимая руку и опираясь ею о дерево возле моей головы. – И если ты не хочешь, скажи «нет».
Он так близко. Наклоняет голову, его рот оказывается всего в паре дюймов от моего, и хотя прежде мы находились с ним в непосредственной близости, такое впервые, и в его взгляде никогда не было какого-либо намерения. По крайней мере, это единственный раз, когда он показал его. Он опускает голову еще на дюйм, затем еще, пока не останавливается в миллиметрах от моих губ, предоставляя мне возможность оттолкнуть его, убежать, не совершать чего-то глупого.
Но мои руки остаются сжатыми в кулаки в рукавах моего пальто, ступни примерзли к мягкой траве, а голова поднята в его сторону. Ожидая того, чего – и я наконец готова это признать – хочу.
Вижу, как его глаза медленно закрываются, а затем рот слегка касается моего. Я никогда не позволяла себе задумываться о том, как целуется Кросби Лукас, но если бы думала, то решила бы, что он будет жестким или агрессивным, распускать руки и бесстыдно тереться бедрами. Но все совсем по-другому. Рука на дереве, и там и остается, в то время как другая находит изгиб моей талии и опускается на него поверх пальто. Чувствую холод его носа, когда он задевает мой, контрастное тепло его губ, и, хотя в настоящий момент шок и трепет занимают ведущее место в моих чувствах, я начинаю испытывать и другие, весьма неожиданные вещи.
Еле заметно вздыхаю, и Кросби, пользуясь возможностью, проскальзывает своим языком мне в рот, осторожно находя мой. Мои пальцы разжимаются ровно настолько, чтобы сжать его куртку, это действие становится разрешающим сигналом, и он шагает еще ближе ко мне, так что теперь я зажата между ним и деревом. Рука на моем боку скользит вверх, чтобы зарыться в мой глупый парик, и когда он пытается оттянуть мою голову назад, тот снимается.
– Что за… – бормочет он и хмурится, глядя на космы в руке.
По правде, сейчас не время смеяться, но именно это я и делаю, лбом утыкаясь в плечо и сотрясаясь всем телом от силы смеха. Я надеялась на что-то новенькое сегодня, но в этом списке ни в коем разе не было Кросби Лукаса.
– Я забыл, – объясняет он. – Извини.
Я смеюсь сильнее.
– Нора.
Чувствую его пальцы под своим подбородком, когда он поднимает мое лицо обратно к своему, и даже в темноте вижу напряжение в его глазах, серьезность, и перестаю смеяться, тогда он снова меня целует, но в этот раз немного интенсивней, немного уверенней. Он не ждет, что я приму его предложение остановиться, да и не должен. Встаю на цыпочки и целую его в ответ, встречаясь зубами, языками, губами, ощущая его хриплое дыхание, слыша голодные звуки, которые он издает, когда наматывает на пальцы мои настоящие волосы, и...
– Дерьмо, – отшатываясь, шепчет он. – Черт.
А затем и я это слышу. Резкий смешанный смех, мужской и женский, доносится от соседнего дома. Они направляются к Ферме Братств, и я ни за что не смогу выйти из-за деревьев с Кросби Лукасом, не вызвав сплетен. Думая также, Кросби подталкивает меня обратно к деревьям, и мы просто стоим там, замёрзшие и разгоряченные, ждем, когда пройдет компания. Минуту спустя они ковыляют мимо, даже не глянув в нашу сторону.
Долгую минуту мы пристально смотрим друг на друга. Не знаю наверняка, как это вышло, но та часть меня, что подавлена новой маской ответственности, снова ожила и еще не готова это завершить, чем бы оно ни было.
– Скажи мне, чего ты хочешь, – говорит он чуть охрипшим голосом.
Я сглатываю. Он кажется искренним и немного нетерпеливым, и я понимаю – отдельные части меня вопят о необходимости поступить ответственно и отправить Кросби Лукаса обратно в дом братства трахаться с Мисс Мэриленд. Но вместо этого я делаю то, что он просит, и говорю ему правду:
– Проводи меня домой.
Он кивает.
– Конечно.
– И пообещай, что мое имя ни при каких обстоятельствах не появится ни в одном списке.
Он вздрагивает так мимолетно, что если бы я моргнула, то пропустила бы это.
– Обещаю, Нора.
Мы идем, и причина нашего быстрого шага лишь отчасти в холоде. Мы не касаемся друг друга, не говорим, а когда подходим к моему дому, я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что мы одни. Кросби тоже осматривается.
– Хочешь, я обойду? – предлагает он. – Войду через окно?
– О. А ты мог бы…
Он рычит и вырывает ключи из моей ладони, затаскивая меня по ступеням к двери:
– Я не ползаю через чертово окно. Это была шутка.
– Я подумала, может Супермен…
– Он прыгает по зданиям. Не вламывается в квартиры.
– Ну я правда не многое знаю о Супермене, Кросби.
Он распахивает дверь и сначала подталкивает меня.
– Я не хочу сейчас говорить об этом. – И затем осторожные поцелуи, что были у дерева, исчезают, сменяясь жаркими, влажными и грязными. Вскоре мое пальто оказывается на полу, и я скидываю ковбойские сапоги из секонд-хенда, не беспокоясь о том, где они приземлятся. Кросби подхватывает меня, словно я ничего не вешу, и я обвиваю ногами его талию, твердые мускулы прижимаются к чувствительной внутренней стороне моих коленей.
Он несет меня в мою спальню, включает свет и закрывает дверь. Когда он ловит мой взгляд, застывший на дверной ручке, должно быть, понимает, что меня волнует отсутствие замка, потому что говорит:
– Он не придет сегодня домой. Я уйду до его прихода.
Я киваю и сглатываю, когда Кросби снимает свои кроссовки и бросает поверх них куртку. Теперь он ждет в этом нелепом костюме, хорошо заметная выпуклость явно дает понять, в каком он состоянии.
– Мне правда хотелось бы не быть одетым в этот костюм, – говорит он и тянется за спину, нащупывая замок.
– Давай помогу, – говорю я, шагая ближе. Он поворачивается лицом к двери, и я расстегиваю молнию, наблюдая, как ткань расходится, обнажая очень широкую, очень мускулистую спину, усыпанную веснушками. Импульсивно наклоняюсь и прижимаюсь губами к теплой коже, вызывая у него мурашки. Его мышцы перекатываются, когда он стягивает рукава, плащ цепляется и немного рвется, но ему, кажется, все равно. Он разворачивается, обнаженный до талии, блестящая ткань собралась у него на животе.
Во рту пересыхает. Кросби почти неожиданно идеален. Слишком широкий, слишком большой, слишком горячий. Он выглядит так, словно может поднять трактор голыми руками – руками, которые теперь тянутся ко мне и медленно, с особой тщательностью, расстегивают мириады пуговок на двухдолларовой рубашке.
– Ты можешь просто разорвать ее, – шепчу я, борясь с желанием сделать это самой. Я хочу этого. Так слишком долго, а я хочу этого немедленно. – Я никогда не надену ее снова.
– Нора, – серьезно говорит он. – Мне будет нужно, чтобы ты надевала этот наряд во многих, многих случаях.
Я проваливаю попытку сдержать недостойный леди смешок, и Кросби тоже смеется, не прерывая своего занятия. Наконец он стягивает дешевую ткань с моих плеч и роняет ее на пол, так что я остаюсь в белом кружевном лифчике и в джинсах.
Он вздыхает и делает шаг назад, бесцеремонно глазея на мою грудь.
– Могу я сказать тебе кое-что? – спрашивает он, не отрывая взгляда.
– Э, да?
– Я долго хотел прикоснуться к ним.