Он смеется и зачерпывает гуакамоле кусочком начос.
– Забудь об этом.
– А может… – слова замирают у меня в горле, когда я вижу, как в двери входит группа парней в куртках хоккейной команды Бернем, в сопровождении своей обычной толпы фанаток. Кросби сидит спиной к дверям, но оборачивается, чтобы проследить за моим шокированным взглядом. Медленно, с прищуренными глазами он вновь разворачивается ко мне лицом.
– Проблемы?
Я сглатываю и с облегчением наблюдаю как официантка провожает шумную толпу в противоположный конец ресторана. Лично я ни с кем из них не знакома, но их имена есть в более чем пяти туалетных кабинках и знаю, что по крайней мере двое из тех девчонок держат наготове черные маркеры. Если меня застанут за поеданием начос с Кросби Лукасом, пойдут слухи. И даже если они не озаботятся узнать мое имя, я буду очередным прочерком рядом с двузначным номером в списке другого парня, что вполне возможно еще хуже.
– Нет, – говорю я, в то время как мой план перестать лгать умирает быстрой смертью. Аппетит пропал, так что я отталкиваю начос в его сторону и приканчиваю свой напиток. – Ты готов идти?
Он выгибает бровь.
– Ты их знаешь?
– Нет.
– Тогда в чем проблема?
Проблема явно присутствует, так что я выдыхаю и изучаю свои ногти.
– Не хочу быть «Кросбабой», – я поднимаю взгляд сквозь ресницы и замечаю, как у него напрягается челюсть, пока он смотрит на меня.
– Ты же знаешь, что в их списке относительно меня нет обновлений, ведь так? Там даже нет твоего имени.
– Я не хочу, чтобы это произошло.
– Тогда…
Я многозначительно стреляю глазами через комнату, и он наконец-то понимает намек.
– Ты параноик, – говорит он. – Что ты хочешь, чтобы я сделал? Натянул тебе на голову мешок и вывел отсюда через кухню?
– Заткнись.
– Слушай… обещаю, что ты не засветишься в том списке, хорошо? Как ты сказала той ночью, в нем даже нет никаких новых имен. Люди больше не обращают внимания на то, что я делаю. Я скучный. Как и ты.
У меня горит лицо, и я чувствую себя глупо и неловко. Знаю, что нечестно обвинять Кросби в том, что он не изменяет себе, особенно когда единственное что он сделал сегодня – забрал меня с работы. Я просто не могу переварить мысль о сидящем напротив декане Рипли, ведущем со мной еще один суровый разговор о сексе.
– Кто это был? – спрашивает он.
Я выныриваю из своей задумчивости.
– Кто был кем?
– Кто это с тобой сделал? Кто заставил так волноваться?
– О чем ты говоришь?
– Когда мы переспали, это был не первый твой раз. Так кто это был? Неудачный опыт в прошлом году? Скажи мне, и я с этим разберусь.
Я выпучиваю глаза.
– Тебе не с чем разбираться! – огрызаюсь я и уж точно не собираюсь говорить ему о моем злосчастном перепихе с Келланом. – Не было… Я не… – я вздыхаю. – Слушай, знаю, что ты считаешь меня скучной.
– Я не имел в виду…
– Нет, ты прав. Я пытаюсь ей быть. Я хочу быть скучной. Знаешь, какое у меня было прозвище в старшей школе? Нора-Бора. Знаешь, что я сделала? Окончила школу. После чего весь прошлый год много тусила, стараясь исправить свой образ незаметной неудачницы в старшей школе, из-за чего меня чуть не выгнали. Я потеряла половину своей стипендии и теперь вынуждена ходить на эти встречи с деканом и…
– И появление в моем списке плохо на тебе скажется.
– От этого будет казаться, что я не воспринимаю всерьез все их угрозы о моем отчислении. А это не так. – Это половина всей правды, но единственная часть, которой я желаю поделиться.
– Я понял.
– Дело не в тебе, Кросби.
– Я это знаю, Нора.
Мы смотрим друг на друга, охваченные болью и растерянностью.
– Вам долить? – возникшее напряжение прорезает визгливый голос официантки, и мы оба подскакиваем на месте.
– Нет, – говорит Кросби, не сводя с меня глаз. – Мне хватит. А тебе?
– Нет, – говорю ей. – Принесите счет.
– Конечно. Хотите, чтобы я завернула вам остатки? – она жестом указывает на наполовину нетронутую тарелку с начос. Пару секунд назад это было блюдо с божественной сырной вкусняшкой, а сейчас просто раскисшая масса. Я качаю головой.
В ожидании счета, мы сидим в удручающей тишине. Спустя пару напряженных минут Кросби тянется через стол, чтобы забрать забытые мной монеты.
– Смотри, – говорит он, кладя себе по монетке в каждую руку. Я более внимательно слежу за тем, как он переворачивает ладони вниз, монеты звенят, соприкасаясь со столом. – Заметила? – спрашивает он.
– Не думаю, – хмурюсь я.
– Вот так.
Он вновь повторяет помедленнее. На этот раз я замечаю, как он перекидывает одну монету в левую руку, так что в ней оказываются обе, в то время как в другой ничего. Все происходит так быстро, что если бы я моргнула, то пропустила бы этот момент. Или даже если бы смотрела очень и очень внимательно.
– Вот и вся хитрость, – говорит Кросби, вновь двигая ко мне обе монетки. – Ты видишь то, что я хочу, чтобы ты увидела. А порой ты видишь то, что хочешь видеть сама.
– Прости.
– Послушай, я не стремлюсь создавать тебе проблем с деканом. Я просто думал, что ты ботанка. Горяченькая, но все же ботанка.
– Спасибо.
– И если ты желаешь сохранить все в секрете из-за вашей с Келланом политики об «отсутствии веселья» в квартире из-за того, что не хочешь, чтобы декан дышал тебе в спину и чтобы твое имя не появилось в том чертовом списке, то все в порядке. Но я не буду этого делать, если ты стыдишься быть замеченной со мной.
– Я не стыжусь.
– Если твое имя появится на той стене, я лично отправлюсь туда с бутылкой растворителя и сотру его, ладно?
– Ладно, Кросби.
Его плечи расслабились, а щеки порозовели. Он старается. Любитель вечеринок, за которым табуном бегают женщины, и кажется, будто все дается ему легко, пашет сильнее любого из моих знакомых. И любого из тех, кем я пытаюсь казаться.
Официантка приносит счет, Кросби достает деньги и кладет их на стол, придавив сверху солонкой.
– Я могу заплатить, – предлагаю я, но он качает головой и встает.
– Давай просто свалим отсюда.
Мы надеваем куртки и направляемся к входной двери. Кросби придерживает ее для меня, и я слышу, как его окликает пара голосов. Он приветствует их в ответ, но не останавливается, а я спешу выскользнуть в холодную ночь, мое дыхание на морозном воздухе тут же окутывается облачками пара. Мы пришли сюда прямо из кинотеатра, так что тихонько бредем обратно к его машине на почти пустую парковку.
Замки на дверцах машины не автоматические, так что я ожидаю пока он открывает мою и дожидается, чтобы я села на свое сиденье, прежде чем закрыть за мной дверцу. Его манеры, его неожиданная честность – это обескураживает меня, и мои руки немного трясутся, когда я тянусь через водительское сиденье, чтобы поднять пластиковый фиксатор на его стороне. Он плюхается на сиденье, вставляет ключ в разъем и включает обогрев в салоне на максимум. Из вентиляционных отверстий вырывается прохладный воздух, и я протискиваю руки между колен, чтобы согреться. Кросби трет свои ладони, а после того как с лобового стекла исчезает тонкий слой тумана, кладет руки на руль.
– Готова ехать? – спрашивает он.
– Да.
– Тебе еще что-нибудь нужно в Гэтсби?
– Нет.
Мы доезжаем до автострады в тишине, больше похожей на неловкую в стиле не-знаю-что-сказать, чем на гневную. Наконец-то Кросби тянется и делает радио погромче. Салон заполняет старая попсовая песня, и я вспоминаю как прошлой зимой была ужасная снежная буря, а мы с Марселой и Нэйтом оказались в ловушке в кофейне на всю ночь. Марсела включила эту песню на своем телефоне и показывала нам танец, который она демонстрировала на шоу талантов в третьем классе, где заняла второе место. Помню, как Нэйт протянул ей печенье в форме звезды и сказал, что если бы он судил, то она бы заняла первое место. Он делал столько милых вещиц для нее, а она совершенно их не замечала.
– Мне жаль, что ранила твои чувства, – умудряюсь я ляпнуть, когда Кросби сворачивает на мою улицу.