– Тебе не холодно от открытого окна? – спрашивает он, бросая полотенце в направлении своей бельевой корзины и кивая в сторону окна.
– Нет, все в порядке.
– Ладно. – Он берет с эллиптического тренажера свой учебник по химии и присоединяется ко мне, скидывая в сторону недавно взбитые подушки и садясь у изголовья кровати.
– Откуда хочешь начать? – спрашиваю я, листая страницы, которые он отметил неоново-зелеными закладками. – Без разницы?
– Конечно.
– Хорошо. Давай начнем с чего-то полегче. Назови десять самых распространенных элементов во Вселенной.
– Э-э, гелий, водород, кислород… азот… углерод… – Он дергает заусенец. – Кальций?
– Нет.
– Гелий я уже называл?
– Хммм.
– Подскажи.
Я указываю жестом на лежащие в углу гантели.
– Ты любишь тягать…
– Железо.
Я отклеиваю одну из закладок в книге.
– Какого она цвета?
– Зеленая.
– Более конкретно.
Он насупил брови.
– Ярко-зеленая.
– Я подразумевала неоновая.
– Напомни, что такое неон, черт бы его побрал?
– Благородный газ. – Сейчас у меня нет уроков химии, но она мне очень нравилась в старшей школе, я выбрала тогда усиленный класс по этому предмету просто так. – А ты в курсе, что тот, кто составил периодическую таблицу, отрицал существование благородных газов…
Я прерываюсь, когда вижу, как Кросби зажимает себе переносицу, будто ему больно.
– Ты в порядке? – спрашиваю я и тянусь, чтобы прикоснуться к его ноге. – Химия не такая уж сложная. А эта история довольно занимательная.
– Знаешь, во что мне не верится? – он отводит ногу, и теперь я не могу до нее дотянуться, с мгновение я просто таращусь на опустевшее место на одеяле.
– Что?
– Когда ты пришла сюда в первый раз и гоняла меня по предмету, я поклялся, что в следующее твое появление здесь мы займемся далеко не «вопросником». И вот она ты, моя девушка, на моей кровати, а я просто…
Я закусываю губу.
– Взбешен?
– Да, Нора! – Он хлопает рукой по подушке, и мы оба притворяемся, что не слышим шорох журнала внутри. – Какого черта?
Я дергаю нитку на подоле моей майки.
– Я же попросила прощения.
– Ну, тебе и следовало. Открыть дверь и увидеть тебя за ней это сродни пробуждению в рождественское утро, когда под елкой находишь огромный подарок, а после ты открываешь его и там просто… банан.
Я очень стараюсь не рассмеяться.
– Банан?
– Да, банан. Разочарование.
Я ахаю. Конечно мои обвинения по поводу того, что он спал направо и налево во время поездки не были лучшей частью его дня, но называть меня разочарованием? Я наслушалась этого определения в прошлом мае столько, что хватит мне до конца жизни.
– Кросби, – произношу я с нажимом. – Я сожалею. Я старалась быть цивильной, когда пришла сюда, ну а что мне еще было делать? Надпись на стене говорила сама за себя, и нравится тебе твоя репутация или нет, но нельзя сказать, что ты ее не заслужил.
– Ты шутишь? – он сдвигается и садится на колени, будто стена не может выдержать веса его раздражения. – Во-первых, я даже не знаю, чьи имена находятся в том списке, но в любом случае никто из них не был моей девушкой. Знаешь, откуда мне это известно? Потому что у меня не было девушки. Может, список на стене и «говорит за себя», но я ничего плохого не делал. Я никогда никому не лгал и не обманывал тебя.
– Я же сказала, что сожалею!
– Кто это был? – резко спрашивает он.
Я замираю в замешательстве.
– Кто был?
– Парень. Ты сказала, что в прошлом году был какой-то парень. Он явно сделал что-то, отчего ты такая.
Я таращусь на него, разинув рот. Такая? Какая именно такая? Такая кто видит, что ее парень якобы переспал с тремя девушками и осмеливается спросить его об этом? Вот какая? Я швыряю в него книгой и опускаю ноги на пол, но меня удерживает его хватка на моей руке.
– Серьезно? – вопрошает он. – Собираешься смыться? После того как сначала примчалась сюда? Разве только ты можешь задавать личные вопросы?
– Никто не «сделал меня» такой, – говорю я сквозь сжатые зубы, вырывая руку и вставая. – Это мой выбор. Я сама решаю спросить, изменял ли ты мне. Сама решаю, верить ли тебе, когда ты ответил, что не делал этого.
Он тяжело дышит, его грудь вздымается и опадает под футболкой, наконец он вскакивает на ноги.
– Знаешь что? – раздраженно произносит он. – Ладно. Пошли.
– Куда?
– Избавимся от списка раз и навсегда. У нас тут где-то было немного краски. Может, список Келлана и сослужил службу, но мой уж точно нет.
Я смотрю, как он надевает кроссовки и хватает куртку с кресла, протягивая мне мою. Не веря, что мы и впрямь это делаем, я следую за ним вниз по лестнице, и жду, пока он беседует в гостиной с Дэйном, выясняя, где у них лежит краска. Понятия не имею, зачем она им, но на минуту он исчезает в подвале и возвращается с двумя кистями и старой банкой с голубой краской.
– Ну все, – изрекает он, хватая шерстяную шапку с логотипом хоккейной команды и натягивая себе на голову. – Пошли.
– Пошли, – эхом вторю я. – В здание Союза Студентов.
– Угу.
Он начинает шагать вниз по дорожке к улице, но передумывает, когда замечает на траве мой велик. Вместо этого он поднимает его и жестом подзывает сесть сзади.
– Кросби…
– Ты идешь или нет, Нора?
Я вздыхаю и перекидываю ногу на сиденье. Это даже отдаленно не комфортная езда и в первое время мне кажется, что мы опрокинемся в неуклюжий клубок ушибленных конечностей. Но наконец Кросби удается удержать равновесие, и он крутит педали в сторону кампуса, банка с краской свисает с рукоятки руля и бьется о его колено.
– Нам не обязательно это делать, – говорю я, когда мы останавливаемся у здания и несуразно слезаем с велосипеда. Размалевывание школьной собственности кажется довольно верным способом вновь вляпаться в неприятности, а Кросби даже не пытается скрыть улики нашего плохо продуманного плана. К счастью, вестибюль еще более пуст, чем когда я была тут ранее, и охранников не видать. Кросби тяжело дышит от напряжения, а я дрожу от холода и то, что в помещении тепло, не имеет для меня никакого существенного значения.
Однако я должна вести себя хорошо.
– Кросби, – шиплю я, вырывая руку из его, пока он нажимает кнопку вызова лифта. – Это похоже на нечто, что явно противоречит правилам.
– Это мое имя, – говорит он упрямо, подталкивая меня в прибывший лифт. – И я хочу его удалить. Если они его не закрасят, то это сделаю я.
Остаток пути мы не произносим ни слова, также молча заходим в женский туалет. Кросби снимает свою куртку, чтобы не вымазать ее в краске и, поколебавшись секунду, я поступаю также.
– Похоже, ты чувствуешь себя здесь вполне комфортно, – комментирую я и заслуживаю убийственный взгляд, а мне в руку не слишком нежно шлепается кисть.
Он встряхивает банку и открывает крышку, сбросив ее в одну из раковин.
– Которая кабинка? – спрашивает он.
Я вздыхаю и указываю на нужную, провожая его взглядом самого несчастного сообщника в мире. Он просматривает стену, пока не замечает своего имени, и я верю, что он никогда его раньше не видел. По тому, как округлились его глаза, не думаю, что он вообще видел какой-нибудь из этих списков.
– Ты никогда здесь не бывал? – утверждаю я. Знаю, что списки дублируются и в туалете у парней, так что он мог их видеть.
Он рассеяно качает головой и проводит пальцем по своему списку, чтобы узнать три последних записи. Они кажутся настоящими, аккуратно указаны даты, фамилии и имена.
– Я их не знаю, – произносит он, глядя на меня. – В отличие от плохого примера Келлана, я спрашиваю имена.
– Ладно, Кросби.
Он макает свою кисть в краску и прокручивает ее, после чего аккуратно проводит по своему имени. Видеть, как оно исчезает неожиданно печально и вместе с тем приятно.