Он кивает и смотрит мне через плечо на лестницу.
– Кроме шуток?
– Кроме шуток.
Опять тишина.
– Тебе что-то нужно? – спрашиваю я, когда больше не могу ее выносить. – Видеоигру или еще что-то? Почему ты так скоро вернулся? В городе больше никого нет.
Он снова встречается со мной взглядом.
– Знаю.
Мое сердце так сильно колотится, что кажется, на нем останется ушиб.
– Знаешь?
– Да. Знаю.
– Тогда… почему? – я задумываюсь обо всех моих не отвеченных сообщениях. Извинениях. Рождественском подарке. – Ожерелье? – тихо спрашиваю я. – Оно на столешнице. Могу принести. Я собиралась попросить Келлана вернуть…
– Не из-за чертового ожерелья, Нора.
Я оборачиваюсь вполоборота, стоя одной ногой на первой ступеньке, когда тихие слова заставляют меня остановиться. В них нет неистовства, нет гнева, лишь грусть. Изнеможение. Словно гнев оставил его выжатым и опустошенным. Знакомое чувство.
Долгую, томительную минуту мы просто смотрим друг на друга, и я не выдерживаю. Стараюсь сморгнуть слезы насколько могу, но чувствую, как они повисают на кончиках ресниц, в итоге я сдаюсь и беспомощно пожимаю плечами.
– Мне жаль, – говорю я. – Я писала тебе тысячу раз, оставляла сообщения. Прости, Кросби. Мне так жаль. Больше мне нечего сказать.
Он играет желваками и кивает:
– Верно.
– Хочешь, чтобы я сказала что-то еще? Сказала, что сожалею об этом? Что сожалею, что не рассказала тебе? Что сожалею, что пошла на ту дурацкую вечеринку? Потому что так и есть. Я сожалею обо всем. Но как я могла знать, что ты… я… это… – легким жестом провожу между нами, – должно было произойти? Я не могла знать. Я не знала… – я осекаюсь, когда слезы начинают слишком давить и ощущаться на губах. – Мне нужен платок. – Что мне действительно нужно, так это пространство. Ведь несмотря на то что последние две недели я ничего так не желала, как увидеть Кросби, поговорить с ним, сейчас все разительно иное.
И он тоже теперь воспринимает меня по-другому.
Я Нора-Бора, Красный Корсет и все что между.
Беру из ванной бумажный платок и вытираю глаза, учащенно дыша и заставляя себя успокоиться. Когда я возвращаюсь, Кросби сидит на подлокотнике дивана в расстегнутой куртке. За исключением отсутствующих благорождественских декораций квартира выглядит почти также. Моя жизнь в основном протекала в спальне и если только он не подходил к двери и не заглядывал туда, то никак невозможно определить, проживала ли я тут вообще.
Я просто смотрю на него. Не знаю, что еще делать.
– Это несправедливо, – говорит он, водя кончиком кроссовки по деревянному полу.
Я сглатываю.
– Знаю.
Он качает головой.
– Несправедливо, что у меня есть список, который я, нафиг, закрасил, а у тебя что – пять минут в чулане? – за которые ты получила прозвище и охоту на ведьм.
Не уверена, дышу ли я еще.
– Ч-что?
– Я имею в виду, это несправедливо, что у моей девушки был секс с моим лучшим другом, но откуда мы могли знать?
– Крос…
– Я был на той вечеринке, Нора. Но даже не видел тебя. На тебе был чертов красный корсет, а я тебя даже не заметил. Затем ты появляешься здесь, стараешься быть незаметной, и вдруг я больше никого другого не вижу перед собой.
– Чт…
Он трет руки о бедра, будто его ладони вспотели.
– Я должен был обо всем подумать. В ту ночь ты разбила мне чертово сердце. Понимаю, что не нарочно, но это не означает, что ты этого не сделала.
Я морщусь.
– Знаю.
Его взгляд блуждает по комнате и останавливается на маленькой красной коробочке, лежащей на шкафчике.
– Видимо, знаешь.
– Прости, Кросби.
– Я поехал домой, потому что подумал, на расстоянии станет легче и не видеть тебя будет проще, но это не так. Я все время думаю о тебе. Еще с сентября. И я старался выйти проветриться, чем-нибудь заняться, но просто не мог перестать думать. Я не мог избавиться от этих мыслей. Потому что хочу быть тем парнем на стене в туалете не более, чем ты хотела стать девушкой в дурацком списке Келлана.
Хотя я понимаю, что мы уже две недели как расстались, но мысль, что он выходит проветриться и «чем-нибудь заняться» по-прежнему рвет мне сердце надвое.
– Ты…
Он качает головой, точно зная, о чем я думаю.
– Я ни с кем не мутил. Каждый вечер к девяти был дома. Именно тогда мои родители и поняли, что что-то случилось.
– Что ты им сказал?
– Что была девушка.
– И что они ответили?
Он слабо улыбается.
– Что пора бы уже.
– Ты говорил им о… – я не могу произнести этих слов. Теперь, когда они повисли в воздухе, я не могу их вымолвить так же, как и взять назад.
– Нет. Конечно же нет. Это твоя тайна и тебе решать, раскрывать ли ее или нет.
– Я бы предпочла второе.
– Я тоже.
Снова наступает тишина.
– Кросби, – голос звучит скрипуче. – Почему ты здесь?
Он беспомощно приподнимает плечо.
– Потому что хотел тебя увидеть. Всегда хочу.
– Даже…
– Я получил твои сообщения.
Я замолкаю.
– Все сто четырнадцать.
Меня передергивает.
– Я не…
– Все в порядке. Келлан прислал триста двадцать два. По сравнению с ним ты была совершенно не заинтересована в моем благополучии.
Я слабо смеюсь.
– Он сказал тебе, что выгнал меня? Именно поэтому я переезжаю.
– Да, сказал.
– Он сказал, что бро превыше шлюшек?
Его брови взмывают вверх.
– Он так сказал? Вслух? Тебе?
– Ну это скорее прозвучало как: «бро превыше шлюшек-соседок».
Теперь Кросби смеется.
– Сгладил.
– В смысле, я также уезжаю, потому что с самого начала мне вообще не стоило сюда въезжать.
– Я был тут в тот первый день, – напоминает он. – Когда ты осознала, что тебе, вероятно, придется сталкиваться со мной время от времени, то уже тогда у тебя не было никакого шанса.
– Именно это все и предрешило.
Опять тишина.
– Помнишь, когда ты сказала, что не знаешь, как находить баланс? – в конце концов спрашивает он. – Что из одной крайности бросаешься в другую? Нора-Бора или… Красный Корсет?
Я прикусываю губу и киваю.
– Знаешь, о чем я подумал?
– О чем?
– Что на Хэллоуин мы встретились прямо посередине. Тот собачий парк находится на полпути от этого места к дому братства.
От удивления мой рот сам собой открывается, а затем закрывается.
– Это очень… проницательно.
– Знаю. Также я понял, что мы оба были в костюмах. Ты была безумной женщиной в бегах, а я вполне естественно был супергероем.
– Естественно. – Но мой мозг лихорадочно работает, собирая разрозненные кусочки и соединяя их в новую картинку той ночи. Он был Суперменом, чьим-то альтер-эго, тем образом, который представал перед обществом. Но когда мы вернулись сюда и с его плеч слетела накидка, он был Кросби, а я Норой, и мы оба были сами собой. И этого было более чем достаточно.
Он рассматривает свои ногти, а затем поднимает на меня взгляд.
– У тебя есть еще какие-нибудь секреты, Нора?
Я качаю головой.
– Нет. Однозначно, нет.
– У меня тоже.
Рядом со мной заканчивается фильм, и короткая реклама сменяется на обратный отсчет до Нового года в Чикаго.
– Уже одиннадцать часов, – говорю я, засуетившись.
– Да. И что?
– Я сказала себе, что начну новый год в месте получше. А конкретно в квартире Марселы. Без… ну ты понимаешь.
– Меня.
Я небрежно взмахиваю на окружающее нас помещение.
– Этого.
– Тебе нужна помощь?
– Остался только каркас кровати.
– Давай, я помогу. Где живет Марсела?
– В пяти минутах от «Бинс».
– Ясно.
Мы в четыре захода засовываем все части в оба багажника, и даже в этом случае Кросби приходится привязать шарф, чтобы его закрыть, так как замок не защелкивается. Снег усилился и улицы окутаны в белое. Он ждет на ступеньках за дверью, пока я бросаю на квартиру последний беглый взгляд, выключаю везде свет и запираю за собой дверь.