– Я не влюблена в Келлана.
– Знаю.
– Я… Правда знаешь?
– Да. Сто четырнадцать сообщений, помнишь?
– Звучит до неприличного много. Но если ты не считаешь это сталкерством или прилипчивостью, тогда все нормально.
– Ты подсобила мне с учебой, – говорит он, проводя пальцем по краю коробочки. – Давала мне бесплатные закуски в кофейне. Притворялась, что не знаешь о том «Хастлере» в моей наволочке.
– Каком «Хастлере»?
– Тебя впечатляют мои магические фокусы.
– Они впечатляющие.
– И ты помогла мне закрасить ту стену в туалете. Будто те выборы, что я сделал в прошлом году и о которых сожалею, были естественными. Потому что именно это происходит в колледже. Ты совершаешь ошибки. И учишься на них.
Я киваю с надеждой и страхом.
– Некоторые бегают голышом по Мэйн-Стрит и попадают в полицию, – добавляет Кросби в заключении, – но они действительно сумасбродные.
– Ты хорошо с этим справлялся.
Он улыбается и смотрит на коробочку.
– Который сейчас час?
Я проверяю время.
– Одиннадцать сорок девять.
Он вздыхает.
– Хочешь подождать одиннадцать минут, чтобы наступило идеальное время?
Я усердно качаю головой.
– Я не хочу ждать.
Он протягивает коробочку.
– С Рождеством, Нора.
– Ой, что это?
Он неловко смеется и подходит ближе, наступая мне на кончики пальцев.
– Просто открой ее.
Конечно я уже знаю, что там, но у меня по-прежнему перехватывает дыхание, когда я открываю крышку и вижу внутри изысканное золотое ожерелье, очаровательную крошечную книжку с аккуратной гравировкой на обложке.
– Ты его надевала? – спрашивает Кросби, подхватывая пальцем и доставая цепочку. – Когда нашла?
Я качаю головой, не в состоянии произнести ни слова, в то время как он возится с застежкой, а затем осторожно надевает украшение мне на шею. Золотая книжка ложится в V-образный вырез моего свитера, и мы оба следим взглядом за его движением, когда он проводит большим пальцем по выгравированным на ней буквам.
– Что думаешь? – шепчет он. – Я правильно выбрал?
Я молча киваю.
– А ты?
Наконец слова сами приходят.
– Ни о каком выборе и речи не было, – говорю я, поднимая руку и касаясь его лица, волосы завились у мочки его уха и жилки на шее.
Он широко улыбается и склоняет голову для поцелуя, но я отстраняюсь.
– Погоди секундочку.
Он замирает.
– Серьезно?
– Да. – Я выбегаю из комнаты и выуживаю подарок из-за кресла в гостиной, где припрятала его ранее. Когда я возвращаюсь, он таращится на упакованную коробку размером с настольную игру и медленно принимает ее. На одном из углов вмятина, а обертка немного надорванная и частично отсыревшая.
– Что это?
– Твой рождественский подарок. Я спрятала его в твоей машине до того, как все случилось, но потом…
Он изучает меня, затем снова смотрит на коробку и подцепляет пальцем краешек бумаги.
– Он не такой красивый как твой, – поспешно говорю я. – То есть, отчасти он дурацкий. Я знаю, тебе не нужно…
– Замолчи, – велит он, срывая бумагу и роняя ее на пол, пока в его руках не оказывается коробка. Огромная, блестящая надпись на ней гласит: «Магический набор», а ниже печатными буквами написано: «Прекрасный Ассистент! Поразительные Иллюзии! (Ассистент не входит)».
– Это... э-э… Это все фокусы, в которых требуется ассистент, – говорю я, внезапно испытывая невероятную неловкость. – Подумала, что пока не станешь чувствовать себя на сцене комфортнее, если пожелаешь, я могла бы… ассистировать… тебе. Или… как захочешь. Это из маленького магазинчика странностей в Гэтсби, а парень на кассе заверил, что их будет легко освоить. Он также попытался продать мне нечто, по виду напоминающее что-то чуть крупнее купальника, и пару чулок в качестве моего «наряда ассистентки», но я отказалась.
– Спасибо, – наконец говорит он, поднимая голову. Я ошеломлена от силы эмоций в его взгляде, искренности и пристальности. Он подарил мне золотое ожерелье, а я дала ему магический набор, но он ведет себя так, будто это каким-то образом равнозначные вещи.
Тем не менее, все что я произношу:
– Пожалуйста.
Он кладет коробку на матрас позади меня и снова касается пальцами книжки-кулончика, глядя на меня.
– Ты все еще хочешь быть моей ассистенткой?
– Если ты все еще хочешь меня.
– Это будут единственные секреты, которые ты можешь хранить.
– Обещаю.
– Ты заберешь их с собой в могилу.
– О, безусловно.
– Ладно, Нора. Ты нанята.
Я не могу сдержать смех.
– Чудесно.
– И… – он в упор смотрит на меня и тянет за ожерелье. – Я люблю тебя. На случай, если ты не умеешь читать.
– А теперь ты соберешь мой письменный стол?
– Нора. Клянусь…
Я встаю на носочки, чтобы поцеловать его.
– Я люблю тебя, Кросби. Только тебя. Клянусь, что раньше никому этого не говорила. – А затем я говорю ему нечто, что он не часто слышал, нечто, что он заслуживает слышать каждый день. – Ты первый.
Я ощущаю его улыбку у моих губ, его ладонь скользит мне на затылок, пальцы сжимаются, зарываясь в мои волосы.
– И у меня.
Прежде чем я успеваю ответить, снаружи начинается фейерверк. Он звучит как миллион крошечных взрывов, действо короткое, но насыщенное, и через покрытое инеем окно мы видим размытые всполохи красных, зеленых и желтых огней, взмывающих в небо, быстро распускающихся, а затем угасающих. Восхитительные, интенсивные, эфемерные.
– Идеальное время, – говорю я.
– Как я и планировал.
– Это часть твоих иллюзий?
Он улыбается и целует меня.
– Нет. Это реальность.
Эпилог
Я пристально смотрю на Кросби и упираю руки в бока.
– Вчера ты ходил гулять, – резко выдаю я.
– И что? – он смотрит в ответ. – Я больше не могу видеться со своими друзьями? Мы поженились, и ни с того ни с сего весь мой мир теперь должен ограничиваться только этим?
Я ахаю.
– Значит, это так плохо? Я работаю не покладая рук, чтобы тебе было приятно на это смотреть! – я жестом окидываю сцену, декорированную под импровизированную гостиную. Она состоит из старого кресла, отключенной из сети лампы и длинного деревянного ящика на возвышающемся столе.
– Я работаю не покладая рук, чтобы за все это платить! Не говоря уже о том! – Он указывает на огромное поддельное бриллиантовое кольцо на безымянном пальце моей левой руки. – И заслуживаю немного времени на себя!
– Поверь мне, – огрызаюсь я. – У тебя будет больше, чем немного личного времени. Прекрасно – иди, гуляй с друзьями. А я отправляюсь в кровать.
– Прекрасно.
– Отлично!
Кросби уносится со сцены, а я тем временем обхожу ее, чтобы залезть в стоящий на опоре ящик и лечь в него на спину, при этом голова выглядывает с одного конца, а ноги в шпильках видны с противоположного. Опускаю крышку, тем самым оказавшись надежно закрытой внутри, дергаю пальцами ног и преувеличенно зеваю, прежде чем изобразить, что якобы быстро заснула.
Мы репетировали это сотню раз, поэтому мне нет нужды открывать глаза, чтобы увидеть, как Кросби пробирается назад на сцену с пилой. «Бинс» полон под завязку, в помещении яблоку негде упасть, так как люди заполонили все ради вечера живого микрофона в День Святого Валентина. Как обычно участвует много поэтов и певцов, но лишь один магический номер. Кросби большую часть представления провел в одиночку, но этот – финальный номер – требует ассистента, поэтому я здесь.
Буду разрезана пилой надвое.
Аудитория ахает и тихо смеется, когда он запирает ящик и начинает решительно распиливать дерево, мои глаза как по команде распахиваются.
– Что ты… – Я визжу на полуслове, затем пускаюсь в демонстрацию очень убедительной сцены смерти.
– Давно следовало это сделать, – заявляет Кросби, когда ящик оказывается полностью распилен. Он отбрасывает пилу на пол и разделяет половинки, показывая, что я действительно аккуратно разделена надвое. Хотя эту иллюзию все мы ранее видели, зал шумно аплодирует, а мне с трудом удается сохранить бесстрастное выражение лица, ведь я продолжаю изображать труп.