— Почему в стиле Байрона? — спросила она. — Испытав пытки, ему необходимо подвергнуть им и остальных? Не думаю, что это так.
— Нет? — Тристан, полуприкрыв глаза, внимательно изучал Рослин. — Тогда каков же ответ?
— Просто я ему не нравлюсь. Он думает, что я играю, притворяюсь, и мне становится интересно…
— Что тебе интересно? — Тристан наклонился к ней, когда она сделала паузу. Она в ответ лишь молча покачала головой. Музыка кончилась, и она вновь почувствовала, как напрягся каждый нерв в ее теле. Секунды отделяли ее от присутствия Дуэйна.
— Хочешь, мы уйдем? — обратился к ней Тристан, увидев, как она побледнела.
Она кивнула, быстро взяла пелерину и накинула ее на плечи. Она больше не чувствовала той гордости, которая вначале не позволила ей струсить и убежать.
Оставшаяся часть вечера была испорчена, хотя вместе с Тристаном они взобрались на башню муэдзина. Мечеть напоминала узкий и вытянутый кверху свадебный пирог.
Наверху она пыталась дотянуться до звезд, которые, казалось, были так близко и походили на ледяные цветы. Дул легкий ветерок, а луна была закрыта небольшими облаками.
— Похоже, в воздухе пахнет дождем, — сказал Тристан. — И хотя он вовсе не искал предлога, чтобы уйти, но именно так показалось Рослин, и на душе у нее стало еще тяжелее. По винтовой лестнице они спустились во двор, сняли тапочки, которые им пришлось надеть, прежде чем они вошли в мечеть, и отдали их служителю.
Их поездка в гостиницу на вершине скалы в конном экипаже могла бы оказаться романтичной, но между ними чувствовалось напряжение. Они немного поговорили о мечети, в которой только что побывали, потом Тристан замолчал; казалось, он погрузился в собственные мысли. Рослин взглянула на него украдкой и впервые заметила сходство между ним и Дуэйном: нос, решительный подбородок. Веселые глаза, словно прикрытые вуалью век.
Они приехали в гостиницу, и после того, как уехал фиакр, они все еще в нерешительности стояли на улице.
— Да, сегодня ночью обязательно будет дождь, — пробормотал Тристан. И вдруг он схватил ее за руки и крепко сжал их. — Перестань мучить себя, малышка. Ты забыла, как делать некоторые вещи, но в твоем состоянии это совершенно естественно. Тебе сказали, кто ты, сколько тебе лет, некоторые другие детали, но есть еще многое, чему тебе придется научиться заново. Рослин, ты меня слушаешь?
— Да, конечно, Тристан.
«Но почему, — думала Рослин, — там, в „Танцующем Олене“ ты был таким далеким и озабоченным? Неужели и ты сомневаешься во мне?»
— Ты вдруг показалась мне такой хрупкой, — заметил Тристан. — Слезы в глазах. Пойдем, тебе пора спать.
Пока они поднимались вверх по лестнице, взяв ключи у столика портье, который, казалось, постоянно пустовал, она вдруг почувствовала, что к горлу подступает истерический смех.
— Ни звука, никаких признаков жизни — все спит, — усмехнулась она. — Как ты думаешь, они счастливы? Это место похоже на замок, а мы в нем…
— …как спящая красавица и принц, — глядя на Рослин, закончил Тристан. Он стоял, поглаживая длинными изящными пальцами мех на пелерине. — Если бы я поцеловал тебя, спала бы пелена, которая тебя окутывает?
— Нет, ведь там, на бастионе ангелов, мы решили, что поцелуи могут оказаться опасными. — И глаза ее опять стали серьезными. — Они могут заставить меня забыть о том, что я должна помнить твоего брата.
И тотчас же в полутьме коридора она увидела, как сменилось выражение его глаз: они вновь холодно смотрели на нее. Он резко отдернул руку и пожелал ей спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Тристан, — сказала Рослин и решительно закрыла дверь.
Было половина двенадцатого. Рослин, ожидая полуночи, беспокойно ходила по комнате. Именно в полночь она собиралась пойти к озеру. Там, в одиночестве, под шепот воды ей, возможно, удастся вспомнить, кто же она.
На ней все еще было голубое платье. Было бы обидно разорвать его, спускаясь по обрыву к озеру, поэтому она бережно свернула его и переоделась в брюки, рубашку и сандалии. Платье, которое так нравилось Тристану, она повесила на вешалку. Дорогой Тристан… добрый рыцарь. Если Арманд походил на него манерами и внешностью, она наверняка должна была бы его любить.
Она все продолжала ходить по комнате: беспокойство не покидало ее. «Ты — Рослин», сказали они ей тогда в больнице. Да и как можно было в этом сомневаться, если ее нашли крепко сжимавшей в руке обручальное кольцо Арманда — символ их любви.
Как оно могло у нее оказаться, если только не сам Арманд подарил ей его!
И вот она здесь, в этой странной арабского стиля комнате. Ее сердце гулко бьется в тишине, и явственно слышится голос: «Добрый вечер, Джульет!»
Взгляд блуждал по комнате, оглядывая голые стены, как бы служащие напоминанием о том, что так же пусто было в ее памяти. И вдруг, забыв о том, что Изабелла с Дуэйном еще, возможно, не вернулись, она подошла к двери, выключила свет и вышла в коридор. Все было тихо. Она осторожно закрыла дверь и быстро направилась к лестнице. В сандалиях на веревочной подошве ее шаги были бесшумны.
Оказавшись у лестницы, она вдруг остановилась, так как снизу доносились голоса. Они становились громче, и тут Рослин поспешила спрятаться в туалете. Когда парочка проходила мимо, она услышала мужской голос, говоривший: «Я не хочу участвовать в игре, которая называется обманом».
— Ну, хватит сердиться, — насмешливо отозвался женский голос. — Ты ведешь себя, как будто это преступление, если женщина немного попритворяется.
— Я знаю, Изабелла, к чему может привести женская ложь, что она может сделать с мужчиной…
— Бедный Дуэйн, — продолжала ворковать Изабелла.
— Неужели ты никогда не позволишь другой женщине залечить раны в твоем сердце?
Он не ответил, и через несколько минут Рослин услышала, как хлопнула дверь.
Затаив дыхание, слушала этот разговор Рослин, стоя в туалете. Теперь, почувствовав себя на свободе, она вышла в коридор. Быстро сбежав по лестнице, она вышла из гостиницы. Когда она подошла к тропинке, ведущей вниз, дыхание опять участилось. Тропинка оказалась круче и каменистее, чем она предполагала, и как только она начала спускаться, то оцарапала лодыжку.
На пол-пути она остановилась, чтобы перевести дыхание. Высоко над ней, на скале, стояла гостиница, в которой освещенными были лишь пара окон. В мерцающем свете луны она походила на темный замок. Ей казалось, что она убежала оттуда, как если бы это было логово злых духов.
Она снова начала спускаться и вскоре оказалась на берегу. Под ногами были песок и камни. Вокруг, словно часовые, стояли пальмы. Их тонкие стволы, изогнувшись, склонялись к воде, отбрасывая серебристые тени.
Засунув руки в карманы брюк, Рослин пошла вдоль берега. Ночь была наполнена звуками стрекочущих цикад, шелестом пальмовых листьев и хлопками крыльев летучих мышей. Эти звуки ее не тревожили, Они были частью ее состояния. Через некоторое время она остановилась и села на песок. Обхватив согнутые в коленях ноги, она смотрела на серебристую гладь озера.
Ей не было холодно. Она почти забыла о том, что происходило вокруг. Тихо и настойчиво она пыталась заставить свой мозг вернуться в то состояние, которое было тем утром.
Луна отражалась в озере, образуя лунную дорожку… и неожиданно Рослин задрожала от возникших воспоминаний. Ей так нравилось плавать по лунной дорожке, несмотря на то, что иногда приходилось уплывать немного в сторону, так как хозяин пристально следил за ночными нарушителями своих владений. Озеро рядом с аэродромом, где они жили, было частным владением, и им не разрешалось там плавать.
Это было большое озеро, по берегам которого росли ольха и ива, ветвями склоняясь прямо к самой воде. Они обычно вытирались, стоя под деревьями, и, одеваясь, слушали шелест листьев и уханье совы, тихо смеясь.
«Тихо, не то нас услышат», — Рослин отчетливо помнила, как она произносила эти слова. Но ее подружка только смеялась в ответ, танцуя вокруг деревьев.
«Не бойся хозяина, он никогда не приходит к этому месту по ночам: — он думает, что мы — лесные нимфы».