— Дуэйн? — прошептала она.
— Да, моя дорогая, — его рука продолжала нежные поглаживания, и боль утихала, — что ты хочешь мне сказать?
— Дуэйн, — его имя как бы само по себе сорвалось с ее губ. — Я не Рослин Брант. И никогда ей не была. — Ты Джульет, конечно, — ответил он. — Ты — Джульет Грэй.
— Да, — выдохнула она. — Все подумали, что я Рослин из-за кольца, которое оказалось у меня, и потому, что мы были немного похожи внешне.
— Ты помнишь, как все произошло? — И в его голосе слышалась огромная нежность.
— Это было ужасно, — и опять, сама не замечая того, она сжала плечо Дуэйна. — Я стояла в проходе, разговаривая с Рослин и Армандом… вдруг все в миг потемнело, самолет затрясло, и последнее, что я отчетливо помню, как Рослин протянула мне руку, чтобы я не упала. Именно на этой руке она носила кольцо. И, видно, я стащила это кольцо у нее с пальца, когда жуткая сила расколола самолет на части.
— Да, именно так все это, видно, и произошло. — Взяв Рослин за подбородок, Дуэйн приподнял ей голову, чтобы лучше рассмотреть черты лица, такого знакомого и, одновременно, другого сейчас, при тусклом свете их временного прибежища. — Я думаю, что ты и Рослин только внешне немного напоминали друг друга.
— У нее был гораздо более легкий характер, она была, как беззаботная пташка, но так как у нас были похожи фигуры и белокурые волосы, которые вне работы мы обе носили распущенными, то большинство пилотов принимало нас за сестер. Она и Арманд были страстно влюблены друг в друга. Для меня всегда оставалось тайной, что любовь могла так легко быть забыта — во всяком случае, казалось, что я ее забыла. На самом деле ответ на этот вопрос оказался очень простым: мое сердце никому не принадлежало, когда наш самолет разбился. Я была обыкновенной стюардессой, а не Рослин Брант — невестой, летящей на представление семье своего жениха.
И она посмотрела на Дуэйн — огромными бездонными серыми глазами Джульет Грэй.
— Что заставило тебя предположить, что я не настоящая Рослин Брант? — спросила она.
— Лучше всего я знаю, Джульет, что мужчины влюбляются в неподходящих женщин, — начал Дуэйн. — Мне было интересно узнать, не сделал ли Арманд то же самое.
Неужели мой веселый молодой кузен был очарован тихой и глубокой девушкой, для которой родным домом является природа. Непосредственно перед помолвкой я получил от Арманда письмо, где он по-французски романтично писал мне о своей избраннице: веселой, легкой, любящей танцевать — прямо ему под стать.
— Так вот почему ты тогда пригласил меня танцевать — в тот вечер — в вечер, когда мы оказались на озере Темсина, — и на ее лице застыла полуулыбка. Она медленно подняла глаза, рассматривай его шею, подбородок, губы. Он сказал, что она была тихой. И глубокой. Он так говорил, что эти ее качества начинали выглядеть достоинствами, как будто бы они были гораздо более важными, чем веселость, легкость и красота.
— Танцы меня никогда особенно не занимали, — сказала Джульет. — Мы с Рослин всегда были друзьями, но общим у нас был лишь приют. И обе мы были чрезвычайно счастливы, когда смогли оттуда уехать.
— Могу себе представить, — невесело произнес Дуэйн.
— В подобных заведениях нет тепла, а благотворительность и любовь — совсем не одно и то же. — Она вздохнула. — Приходится придумывать собственную семью, или же искать ее на страницах книг. Приходится придумывать поцелуи, которых никогда не знал. Если бы я хоть чуточку была, как Рослин, то стала бы целоваться с пилотами и, возможно, это помогло бы скрасить одиночество. Мы только внешне были похожи, но наши желания и мысли всегда были разными.
— Там, в самолете, я сказала ей, что ей повезло — ведь скоро она обретет семью, став женой Арманда. Подсознательно, после катастрофы, я, вероятно, именно поэтому отождествляла себя с ней, но не потому, что мне нужен был жених, а потому что я хотела обрести семью.
— Но ты можешь по-прежнему быть членом этой семьи, — напомнил ей Дуэйн.
— Нет, — покачала головой Джульет. — Я поеду в Англию.
— А разве тебе не нравится Тристан? — Вопросительно посмотрел на нее Дуэйн.
— Да, он мне очень нравится, но только как друг, — ответила она. — И точно так же нравлюсь ему я.
В полумраке глаза Дуэйна были больше желтоватыми, чем зеленоватыми. Он пристально смотрел на Джульет.
— А ты в этом уверена? — твердо спросил он. — Ты сказала, что в момент катастрофы твое сердце никому не принадлежало, а что же теперь?
— Мое сердце — это мое дело. — Совершенно неожиданно она опять начала с ним бороться. Ей было очень больно из-за желания быть всегда рядом с ним. — Дуэйн, отпусти меня!
— Ну уж, нет, — казалось, что он теряет над собой контроль. — Слишком часто ты говорила, что ты не хочешь моих прикосновений, моей дружбы, а поэтому мне все равно нечего терять, если я сделаю это.
Это оказалось объятием… время перестало существовать, дышать было нечем, Джульет растворилась в бесконечном поцелуе. Его рот был плотно прижат к ее губам, ей было даже больно… пока она не сдалась и не перестала сопротивляться… и потом с закрытыми глазами, но в полном рассудке, она отдалась во власть его поцелуя, который, казалось, наполнил все ее существо, так что даже для сердца уже не было места — оно готово было вырваться наружу…
— А теперь можешь меня ударить, — оторвавшись от нее наконец сказал Дуэйн.
— Зачем? — прошептала она. Голова все еще кружилась. Поцелуй Дуэйна окончательно вернул ее к жизни.
— Я подумал, что ты захочешь это сделать после того, как я поцеловал тебя, — голос у Дуэйна был хриплым.
— У меня нет никаких сил, — вздохнула она. — Дуэйн, ты странный человек.
— Точно, я — неотесанный дурак, который хорошо умеет ухаживать за деревьями, — согласился он с ней. — Я — тот, кто считал когда-то, что любовь есть то же самое, что и боль.
— Любовь? — неуверенно переспросила она. — Я что, схожу с ума, или ты имеешь в виду то, о чем говоришь?
— Я говорю то, что имею в виду и то, что чувствую. — И он крепко сжал ее в объятиях. — Меня интересуют твои чувства, Джульет.
— Джульет, — повторила она следом. — Я чувствую себя так. будто только что родилась, так, как будто только теперь начинаю жить. Дуэйн, скажи, почему иногда ты был так жесток со мной?
— Потому что я и не собирался быть добрым, — хрипло проговорил он. — Я не мог поверить, что еще существует такое редкое качество, как простота. Подобно дикарю в джунглях я не переставал испытывать тебя, и нет ничего удивительного в том, что временами тебе хотелось дать мне пощечину.
Она улыбнулась и провела пальцем по шраму на щеке, благословляя ощущение радости и ясности ума. Она упивалась охватившим ее чувством, ей было приятно ощущать сильное плечо, на котором покоилась ее голова, касаясь его щекой, ей было тепло: ее согревала любовь.
— Тебе придется научить меня быть слабым и человечным, моя милая, — сказал он.
— Мой дорогой тиран, — и она тихо рассмеялась. — Я не хочу, чтобы ты стал слабым, и сейчас ты кажешься мне очень даже человечным.
— Но я хочу искупить причиненные тебе страдания, — и он губами коснулся шишки на лбу. — Как я смогу это сделать?
— Никогда не сомневайся во мне, — мягко проговорила она. — Я люблю тебя, Дуэйн. Я хочу быть с тобой рядом всю жизнь. Я хочу заботиться о тебе, и любовью разогнать ту горечь, которую ты узнал еще совсем ребенком. Мы оба были очень одиноки…
— Слишком одиноки, моя дорогая… — И он снова крепко обнял ее. — Но я должен жить и работать здесь, в пустыне. Сможешь ли ты разделить со мной такую жизнь?
— Для меня это совсем не трудно, — улыбнулась она. — Я по своей природе такая же, как Руфь: куда пойдешь ты, Дуэйн, туда же пойду и я, и буду счастлива.
Он поцеловал ее: сначала нежно и легко, а потом страстно. Там, за пределами их убежища, буря утихала, почти стих ветер, и постепенно пустыня приобретала свои привычные очертания. Голова Джульет спокойно лежала у Дуэйна на плече. Рядом с этим сильным мужчиной она наконец-то почувствовала безопасность, она нашла свой дом, и теперь они, в конце концов, заключили мир. Она любила и была любима, и от сознания этих истин ей было так сладко.