– Извините, вы ошиблись, – ответил так, как договаривались. – Моя фамилия Коструб.
Парень переложил из руки в руку газету, ничуть не смутившись под пытливым взглядом Штеха. Это понравилось Штеху: лучше иметь дело с волевыми людьми, нерешительные и легкомысленные сразу отпадали. Для того, что он задумал, нужны были исполнители твёрдые и жестокие, ловкие и сильные, которые бы не растерялись в трудную минуту и которых бы потом не мучили угрызения совести.
А на этого парня, кажется, можно положиться – отец Иосиф не подвёл его.
– Подожди меня у собора, – приказал Штех и, не оглядываясь, направился к большой иконе святого Николая. Поставил свечу и преклонил колено – не потому, что верил в бога, давно уже привык верить только своему разуму, интуиции и сообразительности, просто в глубине души был суеверен: в конце концов, почему бы не поставить свечу? Что такое свеча, тьфу, копеечное дело, а вдруг поможет?
Штех перекрестился и постоял немного, проникаясь молчаливой торжественностью собора.
Людей в эти предвечерние часы было мало, они передвигались бесшумно, только какая-то женщина у иконостаса бормотала молитвы. Пахло свечами и ладаном, этот запах всегда нравился Штеху, возвышал и как будто обновлял его. Он перекрестился ещё раз и вышел из собора, твёрдо веря, что фортуна не покинет его.
Гриць стоял неподалёку от металлического ограждения Митрополичьего сада.
Штех сделал парню знак, чтобы тот шёл за ним, и направился вниз к парку Костюшко. Здесь, в боковой тенистой аллее, выбрал пустую скамейку и сел посередине, хлопнув ладонью слева от себя, любил, чтобы собеседник, кем бы он ни был, другом или врагом, сидел слева, считая, что эта позиция невыгодна для нападения, – у него свободная правая рука, а это всегда даёт какое-то преимущество.
Когда Гриць устроился, Штех повернулся к нему вполоборота и спросил:
– Тебе позвонили или нашли?
– Куда должны были звонить? В общежитие?
– Кто передал приказ?
– Не знаю. Сказал, от отца Иосифа.
– Знаешь, кто я?
– Откуда же?
– Всё, что прикажу, нужно выполнять.
– Но ведь…
– Вот что, парень, ты о службе безопасности слышал?
– Почему не слышать?
– Твой дядя был куренным УПА, и ты должен знать, что мы делаем с непослушными!
– Знаю. Но кто вы и почему я должен выполнять ваши приказы?
– Пароль, который ты получил от отца Иосифа, и есть приказ. Но я не буду скрывать от тебя. Ты имеешь дело с функционером главного провода. – На всякий случай Штех не сказал, что занимает гораздо более высокую должность.
Гриць недоверчиво округлил глаза.
– Главного? – переспросил он уважительно.
– Да, парень, главного, и ради мелочей я бы не приезжал сюда.
– Так вы оттуда! – Гриць выпрямился на скамейке. Казалось, ещё секунда – и он вскочит и встанет по стойке смирно.
– Да, оттуда, и, если ты не глупый, должен понять: какая это честь – выполнять мои задания.
Гриць даже посветлел на лице: он слышал, что такое приказы главного руководства, – их выполняют только самые достойные.
– Надеюсь, что смогу быть полезным, – ответил он, сжав кулаки.
Последние годы во Львове научили Григория сдержанности, даже замкнутости, ведь ему приходилось ежедневно общаться с товарищами по бригаде, рабочими, которых он ненавидел всей душой. Всё это отразилось на характере парня: он улыбался инженерам и мастерам, пожимал руку бригадиру, но иногда среди весёлой беседы хмурился и замыкался в себе.
Товарищи уже привыкли к отшельничеству Григория, относились к нему как к немного причудливому чудаку, и это устраивало Жмудя. Правда, теперь он назывался не Грицем Жмудем. Кто-нибудь мог бы узнать о его участии в банде Коршуна, и Гриць в своё время принял самые решительные меры, чтобы навсегда откреститься от прошлого. Предпочитал придерживаться их, чтобы не выдать себя случайным словом, но сейчас следовало отвечать чётко и откровенно, потому что представитель главного руководства спросил прямо:
– Что делал после гибели дяди, да будет земля ему пухом? Славный был воин, и в нашей организации его уважали.
– Дядя хотел взять Острожаны. Это наше родное село, – объяснил Жмудь. – У них там был какой-то интерес, но нас встретили огнём, и только мне удалось спастись. Добрался до Львова, а под Львовом в Бродах жила моя тётя, вот и прибился к ней. Сестра матери. Сын у неё погиб, мой двоюродный брат Олекса Иванцив. В лесу на мину наткнулся, говорят, ничего не осталось. Я похож на Олексу, тётя и растаяла. Говорит: будешь сыном, о смерти Олексы в ЗАГС не сообщали... Ну, почему же отказываться? Документы взял и стал Олексой Иванцивым. А тетя, чтобы никто не узнал об этом, переехала в Бобрку.