– Неплохо, – прокомментировал Штех.
– Закончил во Львове ремесленное училище. Ну, а потом послали на завод.
– Олекса Иванцив… – задумчиво сказал Штех. – Но ты можешь встретиться со знакомыми или тётя кому-нибудь проболтается. Кто-то может поехать к ней, расспросить…
Гриць хитро улыбнулся.
– А я не такой глупый. Написал, что отец погиб на фронте, и это правда, у меня есть настоящая справка, а мать живёт в Залещиках на Тернопольщине. Кто будет проверять?
– Хорошо, – оценил ситуацию Штех. – Всё хорошо, и ты молодец! Хорошо придумал.
– И я считаю, хорошо, – расплылся в улыбке Гриць. – Я сирота, отец – фронтовик, погиб за Советы. Они это ценят, место в общежитии дали…
Штех выдержал паузу, подчёркивая важность того, что скажет. Доверительно положил Григорию руку на плечо – знал, какое впечатление это производит на мальчиков. Начал медленно, глядя Григорию прямо в глаза и стараясь вложить в каждое слово весомый смысл:
– Ты должен внести значительный вклад в дело нашего освободительного движения и, надеюсь, будешь гордиться тем, что выбор пал именно на тебя!
– Да, – ответил Гриць, даже не зная, о чём будет речь. Уже верил в своё высшее предназначение, кончики пальцев затекли от восторга, смотрел в тёмные, пронзительные глаза этого человека, который поверил ему и поручает то, что простому смертному не доверят никогда. Готов был выполнить все, что скажут. Думал, что придётся совершить действительно великий подвиг, однако Штех спросил его о чём-то совсем прозаичном:
– Знаешь вашего директора Высловского?
– Кто же его не знает?
Гриць представил седого невысокого мужчину, худенького, живого, с умными глазами. Ему приходилось слушать директора на собраниях – на трибуне тот казался выше, его нельзя было не слушать, он находил такие слова, которые проникали прямо в сердце, и Гриць иногда ловил себя на мысли, что верит директору, даже тогда, когда тот говорил о социалистическом соревновании и роли рабочего класса в управлении государством, о комсомольцах, которых он, Гриць Жмудь, глубоко ненавидел.
И если семена сомнения зарождаются даже у него, что говорить о других, которые слушают Высловского с открытыми ртами?
А Штех уже продолжает:
– Говорят, он имеет в городе авторитет.
– Да, – ответил Гриць уверенно. – Завод большой, Высловского все знают.
– Надо убрать его! – Штех внимательно посмотрел на Григория: как он отреагирует? – Мы выбрали тебя, парень. Сможешь?
Зрачки у Штеха расширились, и глаза потемнели, он не отводил взгляда от лица Григория и, кажется, знал всё, о чём тот думает.
Гриць сразу понял, что именно имеет в виду Штех.
– Убить? – спросил он.
– Сможешь?
– Почему нет? Псаря проклятого!
– Я был уверен в тебе.
– Они убили моих родителей и дядю. Я должен отомстить!
– Где живёт Высловский, знаешь?
– Нет.
– Садовая улица, семнадцать. Особняк в саду, нужно зайти в квартиру, выстрела никто не услышит. А если и услышат… Через дорогу почти напротив парковые ворота. Там на аллеях сразу потеряешься в толпе…
– Если он впустит меня… – нерешительно перебил Гриць.
– Высловский живёт вместе с сестрой. – Штех не обратил внимания на возражение Григория. – Не женат и детей нет. Утром сестра торгует. Примерно час, под девять-десять. Иногда выходит в парк или ездит в город. Нерегулярно.
– Но ведь утром директор на заводе.
– Я наблюдал за домом три дня, – объяснил Штех. – Даю и тебе три. Достаточно. В воскресенье выберешь час, когда сестра отлучится, и зайдёшь в квартиру.
– Я попрошу директора ознакомиться с моим рациональным предложением, – сказал Гриць. – Он уважает рабочих, должен впустить.
– Правильно. А ты – молодец!
– Пистолет при себе есть? – спросил вдруг Гриць.
– Есть.
– Дайте.
– Держи. – Штех вытащил из внутреннего кармана пиджака офицерский «вальтер».
– Где вас найти?
– Нигде, – ответил жёстко. – Явок не будет. Если вляпаешься, выпутывайся сам. В крайнем случае надо пересидеть где-то до холодов. Пока здесь не успокоятся. Тогда позвони отцу Иосифу, он скажет, что делать.
– Всё?
– Нет. В квартире Высловского оставь записку, – протянул бумажку. – Перепиши печатными буквами. – Штех откинулся на спинку скамейки. Кажется, он сказал всё. Хотя нет. Добавил угрожающе: – И помни. Мы не спускаем с тебя глаз. Знаешь, что бывает с теми, кто обманывает нас?
– У меня самого давно руки чешутся! – злорадно улыбнулся Гриць. – Пусть пан функционер не беспокоится, этому Высловскому уже не ходить по земле.