Фотографии Веры в длинном ряду снимков ещё не было, он спросил почему, и девушка беззаботно засмеялась и объяснила, что она ещё не артистка, а студийка. Вот закончит учёбу, и если её оставят в театре...
Андрей точно знал, что оставят, он ни на секунду не сомневался в этом, особенно после того, как пожилой седой мужчина издалека улыбнулся Вере и помахал рукой. Народный такой-то, с уважением объяснила Вера, и Андрей сразу проникся к нему симпатией: народный, а здоровается первый, и если с Верой считаются даже такие люди...
Снова Андрею на мгновение стало боязно, но девушка крепко держалась за его локоть. Поймав на себе брошенный украдкой взгляд Андрея, Вера легко пожала парню руку — она была умная и сообразительная, его любимая...
Билетёр посадил их в четвёртом ряду, сказать бы, чуть ли не на углу, как-то Андрей был в Луцком театре, сидел в предпоследнем ряду на балконе, а здесь – в партере.
После первого действия Вера ушла гримироваться, и всё второе действие было для Андрея испорчено, он едва понимал, что происходит на сцене, а в антракте даже не выходил в фойе. Наконец тяжёлый занавес раздвинулся, и Андрей растерялся: столько девушек на сцене, в ярких украинских костюмах, красивых, а Веры среди них не видно.
Андрей знал, что и Вера на сцене, искал её глазами и никак не мог найти.
Девушки начали танцевать, и только тогда Андрей узнал Веру, даже перехватил её взгляд и только ему адресованную улыбку.
Сразу зал и зрители как будто перестали для него существовать, казалось, он был с Верой наедине, и сейчас она спустится со сцены, подойдёт к нему – и это ни у кого не вызовет удивления...
После спектакля Андрей дождался Веру у бокового служебного выхода.
Дождь прекратился, но каменные тротуары были ещё мокрые, и на них отсвечивали одинокие фонари. Андрей шёл рядом с Верой, глядя, как его тень то опережает, то отстает от него. Знал: Вера ждёт, что он скажет о спектакле, но не находил значимых слов, и всё же, понимая, что нужно было что-то сказать, пробормотал растерянно:
– Ты играла великолепно!
Вера взяла его за руку и спросила, как бы не к месту:
– Ты виделся с Бутурлаком?
Андрей посмотрел ей в глаза. Девушка покачала головой.
– Не надо, Андрейка. Разве это игра?
– Но ведь...
– Не надо. Как Бутурлак?
Вероятно, она была права, и Андрей согласился с ней.
– Владимир Гаврилович в командировке, – объяснил он. – Где-то в районе. Говорят, на днях вернётся.
– Он несколько раз звонил мне, обещал прийти на спектакль, но не сдержал слова.
– Работа...
– Всё равно мог прийти.
– Писал мне, что редко бывает в городе. Всё с бандами воюет.
Вера вздохнула.
– Скоро их не будет.
– А у нас в соседнем селе ещё нескольких активистов.
– На что они надеются?
– А-а... – махнул рукой Андрей. – Они нас ненавидят, им всё наше – смерть. Вот в спину и стреляют. Так, как Коршун.
– Нам в театр письма присылают. Пишут, коли советские пьесы будем играть, наплачемся.
– Пустяки. Их горстка осталась. Я так думаю: кто бессознательно в лес ушёл, давно уже оружие бросил. Эсбисты не сдаются, а у них руки в крови, некуда деться.
– Будь они неладны, – беззаботно покачала головой Вера. – Посмотри-ка, мы уже пришли. Вот наше общежитие.
Андрей робко прижал её к себе, Вера горячо дыхнула ему в лицо, но сразу вырвалась и забежала к воротам. Остановилась на лестнице, помахала Андрею, и тот ушёл, не догадываясь, что Вера стоит у самых дверей и смотрит ему вслед.
А он шёл и вспоминал то лето сорок пятого года, когда впервые увидел Веру.
II
Было это в лесном селе Острожанах на Волыни. У Веры умерла мать, и отец – полковник, дивизию которого перебрасывали на Дальний Восток, забрал дочь из детского дома и оставил здесь у бабушки.
То лето в Острожанах было тревожным. Вокруг деревни бродила бандеровская банда Коршуна. Председателю сельсовета Демчуку, лейтенанту Бутурлаку, который после ранения находился в Острожанах, стало известно, что Коршун ночью собирается напасть на деревню. Мужчин в Острожанах почти не было – они ещё не вернулись с фронта, и лейтенант Бутурлак дал согласие на то, чтобы двое подростков – Андрей и Филипп – приняли участие в обороне села.
У Андрея руки чесались на бандеровцев. Коршун был его дядей. Кроме того, парень знал, что в банде находится его двоюродный брат Гриць Жмудь, сын острожанского кулака, который сбежал с гитлеровцами.