— Люди ведь едут в туристические путешествия, почему бы тебе не поехать туда?
Пауль не раз думал об этом. Совет жены пришелся ему по душе. Чтобы проверить, насколько искренне она говорит, он спросил:
— А где мы деньги возьмем? Такая поездка очень дорого обойдется.
— Мы немного накопили денег, чтобы приобрести кое-что из домашних вещей, так пока воздержимся от покупки.
— Россия велика, я даже не знаю, куда судьба забросила моих родителей и где их искать… — неопределенно сказал Пауль.
Он был уверен, что от бывших поселений, которые знал прежде, следа не осталось. И все же не мог решиться ступить на ту землю, которую опозорил, где столько невинной крови пролил. А жена не унималась, настаивала, чтобы он собирался в дорогу.
Наконец, набравшись храбрости, он обратился в туристическое бюро с заявлением о своем желании совершить путешествие в Крым.
Прошли недели и даже месяцы, прежде чем Пауль получил извещение о том, что его просьба будет удовлетворена, если он в течение пяти дней придет с нужными документами и деньгами для уплаты за путевку.
И, наконец, Пауль Бютнер упаковал чемодан и отправился на станцию.
Войдя в переполненный вагон, он увидел своих попутчиков. Это были люди разных возрастов и профессий. Сколько он ни вглядывался в их лица, знакомых не нашел.
Присев в уголок, он начал прислушиваться к разговорам попутчиков. Они вспоминали минувшие события на русском фронте.
— Хватит вспоминать этот ад! — кричал один. — Поговорим лучше о более веселых вещах, иначе и уснуть не сможем.
Вечером в вагон вошла пограничная охрана. Просмотрев документы, она ушла дальше. Поезд замедлил ход.
— Брест! — крикнул кто-то. — Брест! Россия!
Пассажиры побежали к выходу. Пауль направился за ними.
Брест запомнился ему таким, каким он его видел, когда их часть отступала отсюда. Он был охвачен пламенем, окутан клубами дыма и пыли. Мощные языки пожаров со всех сторон взвивались вверх. Тогда казалось, что ни одного целого дома там не осталось.
Теперь Пауль увидел город, залитый огнями, светлые улицы и многоэтажные дома.
Поезд мчался все дальше и дальше мимо полей, сел и огородов. Наконец он прибыл в Симферополь. Был летний солнечный день.
Сотрудник «Интуриста» объявил:
— Господа! Прошу, машина ждет вас на привокзальной площади!
Туристы с чемоданами в руках направились к автобусу. Прищурив глаза от яркого солнца, Пауль глядел по сторонам. Но никаких следов, которые напомнили бы ему о прошлом, он здесь не нашел.
Устроившись в гостинице и немного отдохнув, он пошел в город. Хотел найти рынок, куда ездил с отцом из колонии Ной-Берлин продавать мясо, молоко, фрукты, но рынка не было. Пауль искал его, искал другие запомнившиеся ему места, и ему казалось, что он блуждает в совершенно незнакомом городе.
До поздней ночи обычно засиживался Любецкий в своем кабинете. Когда в райкоме стихал стук пишущих машинок и умолкали телефоны, он, если позволяла обстановка, откладывал в сторону папки с документами, вытаскивал из шкафа книги и журналы и принимался читать. Любецкий понимал, что в нынешних условиях нельзя работать и принимать решения, полагаясь только на свой старый багаж. Для того чтобы руководить современным сельским хозяйством, необходимо опираться на глубокие знания в области экономики, агрономии и других специальных наук. Поэтому рядом со стопками общественно-политических журналов на полках у Любецкого лежали книги по полеводству, животноводству, механизации и организации хозяйства.
Ему, старому кадровому партийному работнику, уже не раз предлагали идти на повышение, но Любецкий каждый раз наотрез отказывался.
— Здесь теперь передовая, тут решается многое… — в таких случаях говорил он.
За долгие годы жизни в Курмане Любецкий как бы сроднился с его жителями. Многих он лично знал, знал их нужды и запросы. После гибели на фронте Маши он не мыслил своего существования без этих людей, и особенно без Мегудина и Перевержина, которые были ему наиболее близки и дороги. Любецкий видел, каких замечательных успехов добились эти инициативные, самоотверженные руководители хозяйств, и ему не хотелось расставаться с ними.
Последнее время раны, полученные на войне, все чаще и чаще давали о себе знать, порой причиняя нестерпимую боль. Но уходить от дел Любецкий не помышлял. В работе он видел главный смысл жизни. И лишь тоска по Маше была для него непреодолимой. Каждый раз, когда он рано утром уходил в райком и поздно вечером возвращался домой, на него с фотографии на стене смотрела, ласково улыбаясь, милая и обаятельная Маша. Как ее не хватало Любецкому. С ней можно было бы поделиться самым сокровенным. Она бы настояла, чтобы он лечился, не переутомлялся, отдыхал. Сколько времени прошло, но заменить Машу ему никто не мог.