— Приезжал представитель райкома и просил передать, что тебя посылают на совещание в Кремль…
Весть о том, что Илья поедет в Москву, разнеслась по всему поселку. Когда они с отцом вошли в дом, там уже было полно людей. Все горячо поздравляли его.
— Будешь в Москве, — напутствовал его Попелюха, — расскажи там о нас, о нашей работе, как нам трудно было осваивать дикую степь…
— Илья и сам знает, что говорить, — перебил его Пиня Егес. — Башка у него варит… Он расскажет, кем мы были и кем стали.
Зельда прислушивалась к разговорам, и лицо ее светилось от радости, а на глазах проступали крупные росинки слез. Вместе с Авраамом она радушно встречала гостей.
— Заходите, заходите, пожалуйста… — приглашали они входящих.
— Разве вы могли мечтать о том, что вашего сына — сына бедного балагулы — пригласят в Москву, в Кремль, вместе со знатными людьми всей страны, — не переставал удивляться Пиня Егес.
— Илья это честно заслужил, — сказал Попелюха.
Долго еще собравшиеся высказывали свои соображения о предстоящем совещании в Кремле.
Радостную весть омрачила мысль: в чем проводить сына в дорогу, ведь в такой убогой, видавшей виды одежде нельзя ехать в Москву. Давно уже Зельда просит Илью зайти с ней в магазин, чтоб купить ему хоть какой-нибудь костюм.
— Ты выступаешь на собраниях, совещаниях, тебя слушают люди, а ты так одет… Нехорошо! — говорила она ему.
— Не беспокойся, мама, успеем. Не могу сейчас, полевые работы в самом разгаре, минуты свободной нет, — всегда отвечал он.
Такие разговоры Зельда заводила особенно усердно, когда увидела, что Илья начал заглядываться на Лизу.
— Как ты можешь приезжать к девушке в таком виде? — упрекала она сына. — Неужели тебе не стыдно?
— Ну, погоди еще немного, мама. Освобожусь, и мы с тобой поедем… — обещал Илья.
Он откладывал покупку костюма с зимы на лето, с лета на зиму. Но теперь, когда ему предстояла почетная поездка в Москву, Зельда решила во что бы то ни стало купить для него костюм. А тут, как назло, в магазине ничего подходящего не оказалось.
— Может быть, он в Москве что-нибудь купит, — предложил Авраам.
— Нет, в таком виде я его из дому ни за что не выпущу, — заявила Зельда. — Из-под земли надо достать…
И вдруг ее осенило.
— Знаешь, что я придумала, — неуверенно начала она, — только не смейся, пожалуйста…
— Ну скажи, что, что ты придумала? — заинтересовался Авраам.
— Мы сошьем ему костюм из… из суконного одеяла!
— Ну, ты просто умница! Мне бы это никогда в голову не пришло, — отозвался Авраам. — Только кто сошьет костюм? Здесь портных-то нет… и швейную машину найдем ли…
— Говорят, что Сендер Клафтер и Пиня Егес когда-то учились шить, — сказала Зельда. — Если они согласятся, я смогла бы им помочь.
Авраам отправился к Клафтеру, постучал в окно.
— Цто шлучилошь? — спросил Сендер, выйдя на крыльцо.
— Говорят, ты когда-то был портным?
— Какой я портной, ты же жнаешь, што я был балагулой. Правда, я немного уцилшя, но вше забыл. Вше же иголку могу держать в руках. А зацем тебе портной?
— Илье костюм надо срочно сшить. Он едет в Москву!
— Тогда обратитешь к Пине Егешу. Он был парижшким портным, а я, ешли нужно, помогу. Когда мне прийти?
— Сейчас. Прямо сейчас.
Когда Авраам вернулся домой вместе с Пиней, Зельда и Сендер Клафтер со всех сторон рассматривали одеяло и прикидывали, выйдет ли из него костюм.
— А вот и наш парижский портной, — сказал Авраам, указывая на Пиню. — Оказывается, он во время мировой войны сшил одному полковнику мундир.
Пиня выложил на стол иголки, нитки, ножницы, кусочек мела и попросил Зельду приготовить утюг. Затем надел очки и принялся осматривать одеяло. Когда в комнату вошел Илья, Пиня снял с него мерку, и работа закипела.
Всю ночь Егес мастерил костюм со своими двумя подмастерьями. Наутро, когда Илья, по обыкновению, собрался пойти в правление, его остановил Пиня:
— Одну минуточку, давай примерим костюм. А то тебя потом сюда не затащишь, и мы не успеем закончить.
Увидев, что костюм сидит на Илье хорошо, он прищелкнул языком и запел известную песню портных:
Песню подхватил Сендер Клафтер:
— Почему без толку? Ведь уже заканчиваете, — сказала Зельда.
— Это же песня, — отозвался Пиня Егес.