В тот вечер они впервые крупно поссорились с мужем — так, что в отношениях пролегла трещина. Трещина росла с каждым отрицательным тестом, с каждой проклятущей менструацией, с робкими вопросами: “Сереж, может, ты тоже обследуешься?”
“Я здоров,” — отмахивался муж, считая свою стойкую эрекцию гарантом способности зачать.
Лариса начала плакать вечерами, с болезненным чувством рассматривая фотографии подруг с розовыми и голубыми кулечками на руках. Муж стал задерживаться на работе. Нет, любовницы у него не было — не такой он был человек, просто ему стало неприятно приходить в когда-то уютный дом, где теперь поселилось и витало в воздухе отчаяние.
Семья разваливалась, несмотря на все попытки. Лариса буквально поселилась на форуме, где такие же, как она, делились “верными способами” забеременеть. Получалось не у всех, но у тех, у кого чудо все-таки случилось, Лариса сначала поздравляла, а потом не могла.
Οднажды отчаявшаяся девушка поймала себя, что она сидит на сайте местного приюта и механически рассматривает фотографии воспитанников. И ничего не испытывает, кроме черной зависти и ненависти к тем, кому Бог, Судьба или иные высшие силы дали такой чудесный подарок — ребенка, а матери-кукушки этого не оценили, бросили сокровище как ненужный хлам.
С таким настроем, конечно, нельзя было никого усыновлять или удочерять. Разве она может дать приемному ребенку любовь? Οна не из таких героинь. Лариса понимала, что всю жизнь этот ребенок будет для нее укором в собственной несостоятельности. Да и муж бы вряд ли согласился. А уж свекровь тем более.
И вот наступил этот страшный день: Сергей вернулся с работы рано, медленно раздевался, долго мыл руки в ванной, впервые без аппетита поковырял вилкой ужин и, пряча глаза, сказал:
— Лар, ты должна меня понять… Я тебя люблю, но я хочу детей… Сына, наследника. Α у нас с тобой, прости…
Лучше бы он ее ударил. Лариса медленно залилась краской, молча встала и вышла. Долго гуляла по улицам прохладным августовским вечером. Как назло, то и дело взгляд натыкался на парочки с колясками, на мужей, с гордостью обнимающих своих беременных спутниц. Лариса долго гуляла, стараясь не плакать, когда душа готова была разлететься на осколки.
Плакала она ужė потом, ревела по-бабьи, обнаружив дома записку. Из комнаты пропал ноутбук мужа, не было его любимых ботинок, одеколона и ещё пары мелочей. Сергей ушел. Окончательно. Бесповоротно. Жизнь рухнула.
Потом он звонил всего несколько раз — сухо, деловито, а чувством вины и — увы! — облегчения фонило даже от мобильника. Сказал, что просит простить, что оставляет ей общую однушку, а себе забирает машину. За своими вещами он так и не заехал, но Лариса только через месяц смогла заставить себя дотронуться до его зубной щетки, шампуня, рубашек в шкафу. Да и сейчас, через полгода, в доме до сих пор она нет-нет да и натыкалась на вещи бывшего мужа. И не всегда рука поднималась их выбросить.
На Новый год она никуда не пошла. Друзей не хотелось видеть — тех, к которым они ходили вместе, парой. Сидела перед телевизором, смотрела передачи, не вникая в содержание, ела пиццу и заливала ее вином. Напилась так, что до сих пор вспоминалось со страхом и стыдом.
С работы ее уволили в снежном феврале. Лариса не справлялась, слишком часто ее мысли витали далеко от дел. Прошел уже месяц, а искать новую не было ни сил, ни желания. Хорошо, что накопления были — их она потихоньку и тратила на полуфабрикаты. Никуда не ходила, а покупать себе обновки… ради кого? Кому она нужна теперь, такая… никчемная?
Лариса встала со скамейки, сжимая в руке сосульку. Куда ее? Решив воткнуть в слежавшийся сероватый сугроб, девушка подошла к остановке и краем глаза зацепила бумажный клочок объявления.
“Потомственная гадалка! — гласил листочек. — Помогу устроить женскую судьбу: удачная беременность, беспроблемные роды. Найду мужа!” Все телефоны были оборваны, кроме одного.
Лариса воровато оглянулась и оторвала последнюю полосочку. Устыдилась: взрослая женщина, а верит в чудеса, гадалок. Если даже молитвы не помогли, что может сделать какая-то алчная шарлатанка?