* * * * *
— Ааа… вот и наша соня,— сказала Каролина нежно, как только Адди спустила вниз. Адди улыбнулась болезненно, садясь на свой стул за столом. Мэй налила кофе и засуетилась около нее, чувство комфорта и покоя начало наполнять Адди.
— Ты поздно встала сегодня утром,— сказала Мэй с улыбкой.— Хорошо спалось?
— Я…я… Что ты имеешь в виду?— спросила Адди нервно.
— Ну, мы провели последние несколько дней у Фэнинсов. Наверняка, хорошо вернуться с вою собственную постель, правда, ведь?
— По мне, это просто прекрасно, — заметила Каролина, прижимая руку к спине.— У Фэнинсов просто ужасные кровати. Все эти дни я с трудом могла заснуть!
Адди пожалела ее сочувственно.
— Бедная Каро. Но я почти завидую тебе, ты же с нетерпением ждешь ребенка, чтобы заботиться и любить его.
— Всегда завидуешь чему-то, что принадлежит другому,— последовал сдержанный ответ.— Этот ребенок причиняет мне больше хлопот, чем Лиа. Или это все потому, что я стала старше.
— Тридцать — это еще не старость.
— Скажи это Питеру.— Каролина слабо улыбнулась.— Думаю, он готов отправить меня на пастбища.
— Что ты имеешь в виду?
Улыбка Каролины исчезла.
— О, ничего. Просто шутка.
— Я не понимаю.
— Ты поймешь, когда выйдешь замуж,— прервала Мэй ласково. – Включая некоторые неудобства и беспокойства, с которыми сталкиваются женщины.
— Но брак будет прекрасным только с правильным мужчиной, — мечтательно проговорила Адди, сопротивляясь желанию посмотреть на реакцию Мэй. – Не дождусь, когда выйду замуж!
— И за кого ты собираешься выйти?
— О… ни за кого.— Адди добавила немного удивления в голос. Разговор заглох, но Мэй не спускала глаз с Адди все утро.
Глава 8
Рассел любил громко ворчать, работая у себя в кабинете. Звуки его подсчетов и расстроенных восклицаний проникали сквозь стены и доносились вниз в прихожую, где занимались рукоделием Мэй, Каролина и Адди. Мэй и Каролина чинили одежду, в то время как Адди вышивала контур на наволочке.
Они шили долгое время, достаточно долго для того, чтобы Адди почувствовала дискомфорт от долгого пребывания в одном положении. Она заерзала на стуле и осмотрелась вокруг. Кейд закончил свою домашнюю работу и пошел наверх на ночь, в то время как остальная часть домочадцев уже креко спала. Было так тихо в комнате, слишком тихо для душевного покойствия Адди. Она обратила свое внимание на наполовину вышитый цветок на наволочке у нее на коленях, но мысли ее блуждали беспокойно. Светлые головы Мэй и Каро были наклонены к их работе. Адди поразило то, как удивительно похожи они были в своей внешней светлости и безмятежности.
Она задавалась вопросом, как они могут выглядеть такими безмятежными, когда в действительности они были не более мирными, чем она сама. Внутри они тоже не были спокойными. Эдди видела и чувствовала горечь Мэй, когда та говорила о жизни, которую могла выбрать давным-давно, жизнь так отличающуюся от теперешней. И Каролина была более сложна, чем могло показаться постороннему человеку. Адди слегка тряхнула головой, присматриваясь к Каро и Мэй. Почему им удавалось намного лучше скрывать свои чувства, чем ей?
По крайней мере я действительно могу сказать, что думаю большую часть времени. Чем остальные совсем не могут похвастать. Ни одна женщина здесь ни о чем не думает. Кто придумал правило, что женщины даже предположительно не могут рассердиться, что им допускалось только быть только спокойными и сдержанными? Мужчины так решили. Мужчинам нравилось, что их женщины были едва ли не святыми, в то время как они даже не утруждали себя попытками управлять своим нравом или следить за выражениями. Они могли полностью растоптать других людей и быть столь грубыми и жесткими, как им хотелось, а женщины должны были сглаживать шероховатости и приводить все в порядок снова. Мэй и Каро были прекрасными образцами настоящей женщины девятнадцатого столетия. Хозяйки, примирители.
Я не буду походить на них, — думала Адди капризно. – Я не смогу, даже если бы очень захотела. Это означало бы притворяться все время. А я плохая актриса.
Каролина, однако, играла в преображение. Адди переключила свое внимание исключительно на сестру. Как же все-таки различны были ее внутренний и внешний облик. Она выглядела так, будто никогда не говорила и не делала ничего непристойного в своей жизни. Белокурая, безмятежная, бесстрастная…казалось, что Каро унаследовала мало сильной природы ее отца. Она, казалось, была счастлива иметь мужа, не делившего с ней ложе. Несколько недель назад Питер и Каро разошлись по отдельным спальням, используя беременность Каро как предлог. С этого момента Питер спал наверху, безо всякого предвкушения следующей встречи с женой следующим утром за cтолом во время завтрака.
Адди была изумлена отсутствием удивления ко всей этой ситуации со стороны семейства Уорнеров. Все они приняли как должное, что Каролина не имеет потребности в близости с мужчиной, если только это не необходимо для зачатия ребенка. Но Адди знала о связи Каролины с Рейфом Колтоном. Каролина была женщиной из плоти и крови, и у нее была потребность отдавать и получать любовь.
Адди чувствовала жалость к Каролине. Неужели все, что той выпадало на всю ее оставшуюся жизнь – это безжизненный брак и несколько воспоминаний о пережитой страсти? У Адди было чувство, что там, внутри у Каролины все еще пылала любовь к горячему ковбою, который был ее возлюбленным, был отцом ее первенца, человеком, который был убит так же яростно, как и жил. Она сидела здесь и спокойно шила…думала ли она когда-нибудь о том, что они разделили? Возможно, она не могла позволить себе этого.
Я никогда не совершу ошибку, подобную той, что допустила она — думала она удивленно. Я бы никогда не смогла променять Бена на кого-то другого, независимо от того, правильно это или нет. Я подозреваю, у меня нет для это сил.
Никогда еще Адди не ощущала различия между собой и этими двумя женщинами так остро, как в этот момент. Они уже давно начали играть ту роль, которую, как предполагалось, должны брать на себя женщины. Пожертвовать, отойти на второй план, ставить свои собственные желания позади всех остальных. Терпеть вещи, которые приносят боль, гнуться подобно тростнику на ветру. Это требовало другой силы, совершенно отличающейся от той, которой обладала Адди. Она была воспитана с уважением к своим собственным потребностям, так же, как мужчины уважали свои. Она бы не продержалась долго как мученик. У нее не было того тихого, стального терпения которое позволяло безропотно страдать день за днем.
Дни ее детства прошли, но они все еще были частью ее самой. Живя с Лиа в течении тех лет после войны, она училась работать и экономить каждое пенни, обнаружила, что может вынести многие трудности на своих плечах так долго, как долго она будет свободна в принятии своих собственных решений. И эта свобода никогда не должна быть отнята.
Я не буду идти по жизни, не чувствуя и принадлежа, никогда больше. Я не буду проводить свои дни, надеясь, что они пролетят быстро, чувствуя оцепенение ко всему.
Она слегка подскочила, поскольку почувствовала укол собственной иглы.
– Ай!
— Укололась? — спросила Мэй.
— Да, мама. Я просто не могу сосредоточиться на этом.
— Почему бы тебе не поискать что-нибудь почитать?
У Адди не было желания читать, но она кивнула без энтузиазма, откладывая в сторону работу. Она скривилась, потому что заметила, что оставила небольшое кровавое пятно на ткани, это место придется маскировать большим количеством вышивки. Тогда она услышала легкие чарующие переборы гитарных струн, доносящихся снаружи, и ее пульс участился. Бен играл на своей гитаре на ступенях маленького двухкомнатного здания ранчо, в котором он жил, что стало его привычкой, всегда, когда обед заканчивался рано. Мелодия была мягка и маняща.
— Какая прелестная песня, — прокомментировала Каролина, и Адди торопливо встала. Было бесполезно сопротивляться притягательной силе музыки.