— Ты любишь его? — без прелюдий спросил он не совсем то, что в таких ситуациях обычно спрашивают.
Юля сглотнула страх плохого предчувствия и честно ответила:
— Нет.
— Но ты останешься с ним.
Это должен быть следующий вопрос, но Бесов уже и сам знал правду. Вот почему он просто констатировал, хотя в душе продолжал надеяться, что вопреки его страшным опасениям, Юля даст тот ответ, который пощадит его уязвленное самолюбие и раненое сердце.
— Я не могу бросить Дмитрия, — решительность в ее голосе нанесла новый удар Андрею.
— Давай наймем ему лучших специалистов, тебе не нужно жертвовать собой ради этого! — еще немного и он начнет умолять, не обращая никакого внимания на синяки, расцветающие на его эго.
Юле сейчас было вдвое больнее, чем Бесову, именно потому что приходилось собственной рукой рушить свое же счастье. Если бы у нее был хоть один шанс не поступать так, как она сейчас поступает, то она бы воспользовалась им, не ради кого-то — ради себя самой! Один единственный, первый раз в своей жизни она сказала бы себе «да»! Но увы… Это снова не про нее. Снова не тот случай…
— Это не жертвы. Это мой человеческий долг, у него никого нет, кроме меня.
— Ты оставишь меня ради него? — градус его спокойствия постепенно повышался, и Андрей был уже не так сдержан.
Юля задыхалась от безысходности, от своего бессилия никого не ранить, готовая для этого даже собой пожертвовать.
— Пойми же, я не могу с ним так поступить! Ты сам был в этой ситуации, разве нет?
— Как видишь, я выбрался, — злобно процедил Бесов.
— Ты сильнее. А он не сможет. Дмитрий и так сломлен, а если уйду и я, то даже страшно представить, что будет с ним.
— Почему ты не думаешь о том, что будет со мной, когда ты уйдешь?
— Почему ты заставляешь меня выбирать? — взывая к его милосердию, спросила девушка. В ее глазах блестели слезы страха от усилившегося предчувствия необратимого.
— А разве не ты сама сделала выбор?! — выкрикнул он, свирепея все больше.
— Но я не вычеркивала тебя из своей жизни, — своей искренностью пытаясь показать, что он давно для нее многое значит, произнесла Юля.
— Зато я вычеркнул, — пронзая ее сердце холодной жесткостью, бросил Андрей. — Уходи!
— Что это значит? — спросила девушка, хотя смысл слов Бесова был предельно ясен и едва ли требовал объяснений.
— Я никогда ничего не делю с другими.
— Звучит, будто я вещь для тебя, — горько выдыхая, наконец признала она, что Андрей пойдет на поводу у своего эго до конца. Он не попытается понять…
— А разве это не так? Тебе подходит. Только у вещей нет преданности.
Юля ничего не ответила, ей было так больно, потому что ее сердце именно перед Бесовым оставалось сейчас более всего уязвимо.
Она впервые почувствовала себя по-настоящему счастливой, но, по жуткому стечению обстоятельств, именно с тем, кто при первой же сложной ситуации проявил слабость. Да, Юля знала, что Бесов не имел в виду то, что сказал. Пусть он не клялся ей в любви, пусть даже близко не испытывал таких сильных чувств, но Андрей своими поступками уже давно доказал ей искренность намерений. Этот выпад был лишь краткосрочными, проходящими эмоциями, вот только у Юли сейчас не было возможности делать уступки чьим-то прихотям и капризам, не могла она сейчас и считаться с чьей-то гордостью, потому что ей даже от своей пришлось отказаться. Юля просто должна делать то, что ей сейчас велело ее сердце, и быть сильной в своем намерении, ведь только так она сможет остаться человеком не для кого бы то ни было: окружающих или роковых мужчин своей жизни — для себя самой.
Она сможет стерпеть расставание с Бесовым, с мужчиной, которого искренне полюбила, но жить с чувством вины за то, что оставила Дмитрия, она не способна. Страдать, исполняя человеческий долг, проще, чем пытаться быть счастливым, решившись на предательство своей собственной совести. Чувство несчастья нести легче, чем чувство вины, потому что первое благороднее.
— Прости меня, Тамерлан… — шептала едва слышно она, крепко сжимая руками решетку денника. — Прости, что больше не могу быть рядом с тобой…