- Может, вы пригласите меня войти? - поинтересовалась она.
Фалькон сильно запаздывал с ответом, очевидно, был просто не в состоянии это сделать, и Мара не стала дожидаться приглашения. Она отстранила Фалькона и прошла прямо в гостиную, оставив его стоять в дверях.
Дом был темный и холодный. Массивная кожаная мебель, казалось, была завезена сюда еще испанскими конквистадорами. Кирпичный пол устилали циновки племени навахо, и Мара не могла оторвать взгляда от полок, уставленных ценными индейскими украшениями. Испанскую тему в комнате дополняли роскошные декоративные вазы в нишах. Красивый ухоженный дом. Странно, учитывая образ жизни обитавшего здесь холостяка.
- Мне нужно с вами поговорить, - сказала Мара, не поворачивая к нему лица. С ней творилось что-то непонятное: ею овладело непреодолимое животное влечение к этому человеку. Нет, она по-прежнему ненавидела его. Смешно и думать, что он может быть хоть сколько-нибудь привлекателен для нее.
Наконец Мара повернулась к хозяину дома с единственным желанием забыть про мощный электрический импульс, пронзивший ее насквозь, когда Фалькон в первый раз взглянул на нее в день их знакомства. Определенно что-то случилось в тот жаркий летний день на улице Далласа. Она презирала себя за то, что почувствовала тогда. И это повторилось теперь с новой силой.
Животный магнетизм, вздохнула она про себя.
Фалькон с тихим щелчком захлопнул дверь и прислонился к ней. Он стоял, сложив на голой груди руки, скрестив ступни ног, и пристально разглядывал Мару.
- Не думал, что вы когда-нибудь захотите меня увидеть.
Она вспыхнула. Краска залила ее шею и ударила в щеки, проступив на них двумя яркими розовыми пятнами.
- Я.., я и не хотела. Его зрачки сузились.
- Но вы здесь?
Она тяжело перевела дух и кивнула.
- Ну что ж. - Он помолчал. - Что ж.
Фалькон не знал, что еще сказать. Какой-то невероятный поворот событий. Как раз тогда, когда он наконец вроде бы сумел убедить себя, что сможет без нее прожить, Мара появляется на пороге его дома. Надо признаться, она застала его не в лучшей форме.
Фалькон не предложил ей сесть: почему ей должно было быть лучше, чем ему!
Но это ничуть не мешало Фалькону испытывать ни с чем не сравнимое, всепоглощающее влечение к этой женщине, которое охватило его в первый же момент их встречи. Его губы растянулись в самодовольной улыбке. Значит, она готова признать, что между ними существует взаимное притяжение, и пришла извиниться за нанесенные ему оскорбления.
Кровь Фалькона заклокотала, плоть напряглась. Он и не собирался скрывать своего возбуждения. Раз она сама явилась к нему в дом, ей остается только смириться со всем увиденным.
Мара пришла в смятение от его жадного, откровенно сексуального взгляда. Мягкая ткань джинсов не скрывала выпуклости в сокровенном месте. С ней также творилось что-то необычное. Но еще больше смутило Мару то, как реагировало на это ее собственное тело. У нее перехватило дыхание и все внутри замерло в ожидании.
Но нужно было говорить о деле и уходить.
- Я пришла за помощью, которую вы предлагали мне год назад. Мне нужны деньги. Много денег.
Мара заметила, как резко изменилось выражение его лица, и поспешила закончить речь, прежде чем он выставит ее за дверь.
- Сюзанна очень больна. Она может умереть. - Мара проглотила болезненный комок, каждый раз встававший у нее в горле, когда она произносила эти слова. У нее лейкемия.
Фалькон мгновенно выпрямился, от его распущенности не осталось и следа: теперь он стоял посреди комнаты, опустив руки по швам.
- Грант последние месяцы перед смертью нигде не работал, и мы остались без медицинской страховки, денег на химиотерапию нет. Я обращалась в разные места, но всюду нам предлагали покинуть Даллас, а Грант говорил, что вы богаты, для вас это небольшие деньги, и я думаю, что для Сюзанны и для меня будет лучше, если мы останемся здесь. Вы поможете нам?
Во время этого произнесенного на одном дыхании монолога Фалькон придвинулся к Маре на несколько шагов. Но когда он протянул руку, чтобы выразить ей свое сочувствие, в чем она так очевидно нуждалась, она инстинктивно подалась назад.
Значит, ей нужны только его деньги, а сам он нисколько ее не интересует. Это ясно как день.
- Я буду работать на вас. - Она задыхалась. - Вести хозяйство, готовить, стирать - все что угодно. Я умею вести бухгалтерские книги. Я отработаю долг до последнего пенни, обещаю. Я.., я совершенно раздавлена: Помогите, прошу вас...
У Фалькона ныло все внутри. Мара, прелестная Мара, опустилась до униженной мольбы. Она не просит дать ей деньги - она хочет их отработать. Не желает быть ему обязанной. Настолько презирает его.
Это было написано у нее на лице, когда Мара смотрела на него. Она до сих пор обвиняет его в смерти Гранта. И не собирается его прощать. Никогда.
Почему тогда он должен давать ей деньги?
Потому что это был шанс, пусть незначительный, но все-таки шанс хоть отчасти разделить с ней ее беду. Единственная возможность приблизиться к ней!
И это бедное дитя. Он вспомнил Сюзанну, блеск ее карих глаз, выглядывавших из-за маминой юбки, и ребячливое хихиканье, прежде чем она совсем от него спряталась. Дети вообще не должны серьезно болеть! Но представить себе это забавное, милое существо прикованным к постели...
- Как же... Но ведь она поправится?
- Есть надежда, где-то три к одному, что ей поможет химиотерапия. Но клиника не приступит к лечению, пока они не получат гарантию, что я могу заплатить. Вы могли бы.., вы поможете нам?
- Назовите мне сумму. Завтра я встречусь со своим бухгалтером и выпишу вам чек.
- Благодарю вас, - сказала Мара. Он заметил, что она сделала было к нему шаг, будто хотела обнять его, разделить с ним переполнявшую ее радость, но потом, должно быть, вспомнила, кто он такой, и осталась на месте.
- Благодарю вас, - повторила она. Теперь Мара уже не смотрела на него, а смотрела на свои руки: она сжала их в кулаки с такой силой, что они побелели.
- Я могу начать работать прямо сейчас, - сказала она.
- В этом нет необходимости, - жестко ответил он.
У нее поднялись брови: