Его точно заклинило: одни и те же фразы, одни и те же слова, будто уставший мозг не в силах генерировать иные мысли и выражения.
— Ты с ней говорил?
— Да, в первую очередь. Но она послала меня на хер и все дела.
— Правильно сделала.
— Да правильно, конечно, только я могу не дождаться того момента, когда она оттает. Сдохну же, сам понимаешь.
Непроизвольно ёжусь от его слов, но беру себя в руки. Запах лекарств тошнотворный и невыносимый, забивается в лёгкие, а слюна становится вязкой и липкой. Хочется сплюнуть, потому что не проглотить мерзкий комок, и я распахиваю дверцу машины и отхаркиваюсь. Вроде, полегчало.
— Всё на самом деле настолько плохо? — решаюсь задать вопрос, а Илья снова усмехается, откинувшись на спинку сиденья. Словно последние силы на этот разговор потратил.
— Мнение врачей разнится, но больше полугода мне никто ещё не дал. Говорят, жрёт меня эта зараза уже давно, почти нахрен сожрала, чтоб её. Впрочем, это всё лишняя болтовня. Я не для жалости тебя позвал. Просто ты единственный, кто на Маринку сможет повлиять.
— Ладно, я попробую. Но ничего обещать не могу.
— Спасибо и на этом, правда, — слабо улыбается и хлопает меня по плечу. Потом, будто бы, сам пугается этого жеста, убирает руку и отворачивается к окну. — Может, кофе выпьем?
— Нет, я пойду. Работы по горло.
— Как скажешь. Позвони мне, хорошо? Ну, когда от Маринки ответ получишь. Чтобы я напрасно не надеялся, ладно?
— Хорошо.
Киваю и захлопываю за собой дверь. Чувства внутри копошатся странные — острые, точно лезвие бритвы, болезненные. Бреду обратно к Торговому центру, а в голове — липкая каша. Я привык считать Илью подонком, а сейчас даже жалко его стало. И да, поверил ему, потому что выглядит он так, точно вот уже через пять минут в гроб отправится.
Моральный выбор тяжёл. С одной стороны Антону не нужен отец, которому столько лет было на него наплевать — человек, который не хотел его появления на свет и всю жизнь обходил десятой дорогой. Но ведь, с другой стороны, каждый из нас имеет право знать, кто повинен в его появлении на свет.
Наверное, это решать не мне.
Маринке? Да, ей. Но и Антон уже взрослый парень и имеет право голоса. И если захочет увидеться с Ильёй, так тому и быть.
35. Аня
— Анька, прекрати рефлексировать! Ты в любой одежде — красавица, хоть в ветошь обмотайся, — призывает к остаткам моего разума Данилова.
Она лежит на животе на нашей с Владом кровати, подперев острый подбородок руками, и хмурит тёмные брови. Болтает в воздухе длинными ногами, а у меня голова скоро кружиться начнёт от того, что я никак не могу решить, что мне надеть. Выбирать шмотки — такая мука. Намного проще напялить удобные джинсы, любимую футболку, чем разбираться в этом ворохе платьев и юбок, которыми любезно решила поделиться со мной Ленка.
И дёрнул же чёрт меня за язык рассказать ей о сегодняшнем приглашении в “Леваду”. Вот тогда и начался мой личный ад. Лена примчалась буквально через полчаса с кучей вещей, спрятанных в недрах двух весьма внушительных чемоданов. И как только сил хватило в тщедушном тельце, чтобы доволочь их сюда?
— Вот то, чёрненькое, ещё померяй! — приказывает, спрыгивая с кровати. — Отлично ведь тебе подходит!
На мою беду, у нас с Даниловой один размер на двоих, а ещё у лучшей подруги неистребимая тяга к двум вещам: шоппингу и превращению моей жизни в сказку. Особенно туго приходится, когда Лена получает шанс нарядить меня, точно новогоднюю ёлку.
— Лена, блин! — пытаюсь вырваться из её хватки. — Мы же не в оперу идём!
— Да какая разница? Это же классическое чёрное платье! Оно в любой ситуации выгодно смотрится.
— Но не на фоне же лошадей и пастбищ, дурья твоя рыжая башка! — смеюсь, представив, какими глазами будут смотреть на меня гости, если я заявлюсь на вечеринку в том виде, на котором настаивает Лена.
— А вот сейчас, между прочим, было обидно! — деланно куксится Данилова. — Ладно, противишься бессмертной классике и не хочешь жить по заветам великой Коко Шанель, значит, вон те милые шортики примерь.
Шорты до такой степени миленькие, что я в них похожа на жертву педофила. Нет уж.
— Ай, дохлый номер из тебя, Сомова, человека делать!
В итоге сходимся на клетчатом платье-рубашке, что идёт в комплекте с тонким кожаным пояском и казаками.
— Точно говорю: красавица! — восхищается Ленка, когда заканчивает укладывать мои волосы.
Ничего особенного, обычная коса, но заплетена весьма эффектно, а ещё в волосах скромно поблёскивает красивая заколка, украшенная россыпью тёмно-синих цветочков, а в сердцевине каждого — крошечный камушек.