На снимке улыбались двое: седовласые мужчина и женщина, стройные, подтянутые, моложавые, похожие на моделей 50+. Головы их соприкасались. Они не смотрели на того, кто делал фото. Женщина держала в руках айфон, и они оба смотрели в его экран - делали селфи. Живая фотка! Глаза мужчины скрыты за темными очками. Ветер застыл в волнах его седых волос. Борода точно такая же, как у Макса, только гуще и седая. У женщины приятная открытая улыбка, глаза лучатся. В молодости она, очевидно, была настоящей красавицей. Сколько им? Лет по шестьдесят должно быть? Но выглядят гораздо моложе, несмотря на то, что совершенно не пытаются молодиться специально.
- Это твои родители? - спросила Соня, заранее зная ответ. Да, тут и спрашивать не надо и так понятно. Он похож на обоих.
Макс кивнул.
- Это в Риме два года назад, - пояснил Моронский, плюхнулся на барный стул и тот жалобно скрипнул под ним.
- У тебя ее улыбка.
Интересно, а характер чей?
- Тридцать семь и два, - огласил Макс результаты замеров температуры.
- Предсмертное для мужчины состояние! Держи, - Соня протянула Максу кружку с горячим напитком.
- Чё это? - он с сомнением заглянул в чашку, от которой поднимался пар и понюхал. - Это сюда я дал плеснуть своего любимого Луи тринадцатого?
- Пей и не возникай!
Макс зажмурил один глаз и хлебнул.
- Ммм, - промычала он, - Орлова! Это пиздец! Если б ты сразу сказала, что набузишь туда варенья, я б дал тебе какой-нибудь банальный Хеннесси Иксо. А французский Реми Мартин выпил бы вприкуску с кубинской сигарой и швейцарским шоколадом. Пользы было бы больше, мне кажется.
- Не ворчи, а пей! - фыркнула Соня. - Ты должен ещё всю гущу съесть и сразу лечь в постель. У тебя есть какая-нибудь одежда вообще, или ты всегда дома голый ходишь.
- Я в шарфе, видишь? - он поправил на шее кашемировый хомут и отхлебнул из чашки. - Откуда народная медицина? Кто автор?
- Это наше с мамой секретное оружие против всякой заразы.
- А понял. Опьянить и в сахарную кому. Теперь верю, что поможет, - он ещё раз шумно отхлебнул. - На меня ж подействовало.
Соня уставилась на Макса, прокручивая в голове его последние фразы и пыталась понять, что он имел в виду. Но, видимо, разжиженные в экстазе мозги ещё не приняли первоначальной своей консистенции.
- Я допил, - сообщил больной, отодвигая от себя посуду, - теперь что делать, доктор?
Он поднялся со стула, обошёл ее сзади, сжал в лапах плечи и наклонился к основанию шеи.
Присосался, как клещ.
- Ложиться в постель, желательно в трусах, и засыпать, - вся ее левая сторона тела покрылась пупырышками, глаза закатились сами собой. И, прежде чем подумать, Соня пообещала: - ты пропотеешь, а утром встанешь огурцом.
Макс заржал:
- Я и так каждое утро с таким огурцом... - он согнул руку в локте, поднял вверх сжатый кулак. - Завтра покажу!
Макс чуть отошёл, потом вдруг резко размахнулся и и со всей силы шлёпнул Соню по правой ягодице, так, что казалось, стёкла в окнах трещинами пошли.
- Ай! Моронский, - Соня схватилась за пылающую выпуклость, потирая, - за что?
- Не «за что?», а «для чего?», - он ласково погладил место шлепка ладонью.
- И для чего? - Соня насупилась, обиженно подглядывая на Моронского уголками глаз.
- Чтобы ещё попросила! - выдохнул Макс ей в ухо, поднимая новую волну мурашек.
- Не дождёшься! - буркнула она и не успела айкнуть, как получила ещё один сильный шлепок по другой ягодице.
- Ай!
Макс погладил шлёпнутое место. Потом кивнул на черно-белый снимок в рамке.
- Помню, мы с отцом сидели за столом, ужинали, - заговорил он обнимая сзади и продолжая проглаживать Сонин зад, - а мама мыла посуду, стояла к нам спиной у мойки. Оба были в приподнятом настроении, потому что помирились после дикой ссоры. И отец в шутку, с долей пошлости, отвешивал комплименты маминой заднице. Мне было около двенадцати лет. - Макс перестал гладить ягодицу и сильно сжал ее ладонью, впиваясь пальцами в мякоть. - Вот такая у женщины должна быть задница, говорил он, упругая, сочная! Чтобы со всей дури рукой шлепать, так чтобы она глаза закатывала и хохотала, как ненормальная. Потом встал из-за стола, подошёл к маме и каааак зарядил ей по булке! Там звук стоял - у меня в ушах зазвенело, а она ржёт и глаза закатывает. В общем, когда лет в тринадцать-четырнадцать я начал потихоньку рукоблудить, эта сцена стала первой моей фантазией.
Он развернул Соню к себе лицом, опустил обе руки ей за спину и продолжил мять попу, зашептал горячо в ухо:
- Потом они давали мне поиграть в приставку. А сами закрывались в комнате и трахались так, что стены в доме ходуном ходили. Ночью сидели на террасе перед камином. Слушали музыку. Папа курил сигару. Мама просто молчала.