Уже в холле он повёл носом и в желудке заурчало от запаха чего-то съедобно-домашнего. Мысли о сексе отступили на второй план. Он даже разуваться не стал и шаг укорил.
И сразу замер, как истукан, будто в него холодной водой плеснули из-за угла. На кухне вместо тонкой, гибкой Сони возилась крупная Фрекен Бок - Римма. Увидев его, домомучительница всплеснула руками и воскликнула:
- Я, значит, труп твой закапывать приехала. А ты уже живой?
- А где? - Моронский огляделся вокруг Траволтой.
- Соня? А, она ушла. Меня, наверное, застеснялась. Скромная такая. Это ее трусы ты хранишь под подушкой?
Макс скрипнул зубами.
- Тебе надо было родиться в теле чернокожей бабы, тебе б пошло!
Он подошёл к плите, сунул нос под крышку кастрюли и понюхал.
- Ммм, красная густая жижа? Сто лет не ел! Спасибо!
- Мне-то за что? Это вон Соне своей скажи. Это она варила.
Макс так и застыл с крышкой в руках.
Вот чертовка! Теперь ещё и в желудок ему нацелилась! Высоко метит.
Ладно. Попробуем. Чё она тут наварила...
Глава 34
«Пио-пио-пионы, дарит новый знакомый —
Он питает слабости или хочет сцапать.
В его взгляде патроны, как Сильвестр Сталлоне —
Он убьет меня наповал, он застрелит насмерть.
Так знакомы симптомы: с головою и в омут,
Я питаю ласковость к этим грубым лапам.
Пио-пио-пионы, я б хотела попробовать…
Губы вкуса мякоти самых красных маков»
"Химия" Моя Мишель
Петь в расчёску с полотенцем на мокрой голове? Запросто! Соня всю последнюю неделю слушала «Мою Мишель» и уже наизусть знала почти все песни. Мама тактично намекала, что неплохо бы сменить пластинку, она ж - Соня, не одна в доме живет! А то даже соседи уже в курсе, что у Сони Орловой из семнадцатой квартиры «химия к мальчику».
- Потише сделай! - услышала она из коридора.
Мама появилась на пороге ее спальни, глядя как-то подозрительно таинственно.
- Телефон! - сказала она, протягивая Соне трубку домашнего аппарата. И тише добавила:
- Очень глубокий баритон у твоего полового контакта!
Соня вспыхнула, сердце чуть не выпрыгнуло из-под футболки. Холодными пальцами она взяла трубку и выдохнула севшим голосом.
- Да!
- Телефон заряди, балда! - буркнул баритон.
- И тебе добрый день, Моронский! - Соня даже не удивилась, откуда у него ее домашний номер.
- Угу, у тебя полчаса, чтобы собраться.
- Куда?
- Гулять идём. У нас свидание! Все, как подъеду - позвоню.
И отключился.
Куда гулять? Где? Как одеваться? Почему с ним всегда так сложно? Хоть социальную сеть какую заводи, чтобы в статусе поведать всем о трудностях отношений с плохо воспитанным порочным демоном.
«Каблуки клик-клак; мам, плохие новости.
Вижу, что мудак - только я иду знакомиться».
***
Моронский уже три минуты, как подкатил к подъезду. Вышел из мерина, облокотился на крыло, закурил. Посмотрел на часы.
«Да, давай ещё подождём. Мало же он ещё ждал?»
Позырил в телефон. Проводил взглядом какую-то телку, чисто на рефлексе. А когда снова поднял глаза на дверь Сонькиного подъезда - обомлел.
Шоколадный шёлк в высокий небрежный пучок собрала. На носу темные очки. Платье, то самое, легкое, темно-красное в мелкий цветочек, на завязках, в котором она дорогу переходила перед капотом Виталикиного Ленд Ровера.
Творю ж мать! Его ж даже снимать не надо. Просто за тесемку потяни и она голая!
Подошла. Сиськи торчат. Макс опустил голову, заглянул поверх оправы очков в вырез Сониного платья. А там тонкое белое кружево плотно облегает ее грудь, контрастирует с медовой кожей. И запах... У Макса яйца в штанах потяжелели. Запах цветущего миндаля. Он узнал его, наконец-то! У него под окнами каждую флоридскую весну распускались нежно-розовые цветы на ветках, источая этот аромат: терпкий, тягучий, нежный, чистый, стыдливый... с ноткой цианида...
- Потерял там что-то, Моронский?
Очки сняла, глазками хлопает. С ресничками, от взмаха которых легко можно улететь нокдаун. И улетел бы, будь он в ее весовой категории.
Черт! Какая же она охуительная. В этом платьице своём простом, в мокасинах белых. Не нужно ей это всё дорогое брендовое шмотьё, за которое телки сосут. Ей вообще одежда не нужна. Она должна голая ходить у него дома. Ну, максимум в чулках. В сетку.