Только не завтра. Скорее всего, и не через год. Но торопиться некуда. Без родственников все равно устроиться не так просто. А когда я освобожу ее от "собственного произвола и издевательств", мое личное дело. Сроки ученичества не оговорены ни в каких указах. Правда, может замуж выскочить, тогда удерживать не имею права, да вот как-то не рвется она от меня сбегать. Мозги у Бенилы хорошо работают, и чем пахнет самостоятельная жизнь, она представляет прекрасно.
Уже почти с меня ростом вымахала, мешок с инструментами и лекарствами таскает на спине без особых сложностей. Здоровая белобрысая кобыла в длинном простом платье, из- под которого видны ноги в сандалиях. А на явно торчащую грудь перекинута коса толщиной с мою руку. Парни так и застывают, увидев ее. Да и на лицо вполне себе ничего. Возраст уже подошел. Четырнадцать считается совершеннолетием. Так что, она давненько перестарок.
Конечно, здесь предпочитают чернявых, однако при желании может и неплохого парня найти в мужья. Тем более что и профессия имеется нужная. Купить у Храма лицензию для лекарской практики я ей точно помогу, без куска хлеба не останется. С экзаменами никаких сложностей не предвидится. Тот уровень, которого требуют жрецы, она превзошла без больших усилий. Впрочем, пока покидать меня девочка не собирается. Пинками гнать придется. Где еще ей дадут знания? Не в Храме - точно. Даже в лунных монастырях не приветствуют излишнюю любознательность простолюдинок.
- Хм, - прокашлялся я многозначительно, - буквально сейчас подумал, что ты умная. Ошибся. Глупый вопрос, на который прекрасно знаешь ответ.
Бенила страшно покраснела, чего при ее светлой коже никак не спрячешь, и глубоко задумалась. Я с интересом ждал результата.
- Если читать молитву с определенной скоростью, точно знаешь, какое прошло время, - с облегчением в голосе выдала она результат размышлений. - Для соблюдения условий при приготовлении лекарств это полезно.
Ну вот: прекрасная память, внимательность, умение сопоставлять факты, обобщать их и анализировать по-прежнему в наличии. Еще немного желания соображать собственной головой, а не рассчитывать на подсказку - и станет неплохим лекарем. Это придет с опытом. Никуда не денется. Не вечно же мне стоять рядом.
- Разве я не говорил раньше? - осведомился с наигранным удивлением. - Каждый учитель просто обязан влепить затрещину столь нерадивой ученице.
Бенила скромно потупилась, не сделав при этом попытки замедлить шаг и оказаться подальше от моей карающей руки. Случаев, когда ей прилетало, не так уж и много, и наверняка она все замечательно помнит. Ну не лежит у меня душа лупцевать ее. Бить требуется в двух случаях: либо если твои указания намеренно игнорируются, либо если до ученика просто не доходит. Вбить в задницу сложно, но можно. Вот только к чему себя утруждать и готовить сомнительного лекаря?
В обеих случаях предпочтительней избавится от тупого или не испытывающего желания впитывать наставления ученика. Все полезней, чем допускать этакого оболтуса к больному человеку. Да и собственной репутации жалко. Я своих учеников помню всех до единого. Кто лучше, кто хуже, но дураков и неумех среди них - ни одного.
Что такое хороший учитель? Он объясняет, рассказывает - ученик запоминает. Не так в медицине: в ней между учителем и учеником находится третье, промежуточное лицо - пациент, больной человек. И этот несчастный очень заинтересован в том, чтобы его лечили, а не беспокоили зря, чтобы на нем не упражнялись неопытные ученики. Если они не способны выучить важнейшие вещи или вспомнить о них, им нечего делать в профессии. Немногие люди рождаются целителями. Кое-кто способен научиться. Для этого требуется истинное желание.
Обучение медицине - это не только показ и объяснение, это, что гораздо важнее, еще и практика. Надо все самому потрогать руками, надо научиться выстукивать пальцами границы сердца и легких, выслушивать шумы и дыхание стетоскопом, считать пульс, двумя руками мять живот, обследуя печень, почки, селезенку и кишечник (пальпирование). Даже прямую кишку приходится обследовать пальцем. Неприятно, да другого способа проверить, нет ли опухоли, пока не изобрели.
Медицина - это и наука, и ремесло, и искусство. Работа лекаря требует натренированности всех чувств - умения распознавать болезнь на ощупь, на слух, на запах. Пальцами определяют границы органов, прощупывают опухоли, исследуют их свойства; на слух устанавливают изменения шумов сердца и легких, обонянием улавливают запах гниения. Натренированные руки должны уметь чувствовать ткани даже через сталь инструментов и удалять из организма вредное, не повреждая здорового.
Хотя последнее для лекаря запрещено. Серьезные операции разрешено делать только жрецам, но кто не нарушал правила?
- Что? - спросил, заметив, как мнется девочка.
- Учитель, но вы же и так время умеете точно определять, а этим людям не требуется показывать свою набожность. Это же аголины!
- Нам, лекарям (ишь, как опять покраснела - приятно слышать "мы"!) с лицензией от Храма, - постучав себя по нашитому на рубахе косому красному кресту, спокойно объяснил ей, - стоит лишний раз продемонстрировать окружающим правоверность. Ничего от нас не отвалится. Это должно стать привычкой. Иначе один раз не сделаешь правильно, другой - и начнут говорить за спиной. А у нас и так проблем хватает.
Бенила молча кивнула, соглашаясь. Слишком она хорошо меня знала и представляла, насколько далеко простирается моя вера. То, что я ей не мешал втихомолку общаться с Богиней, роли не играло. На людях я всегда выполнял все предписания. Молитвы, благочестивое постное выражение лица и посещения Храма Солнца по праздникам с непременным даром на его нужды - да вообще, полный набор предписаний.
Я ведь и тексты Храма знаю не хуже жрецов, и всегда готов процитировать при случае. Это когда посторонние уши рядом. А по жизни убежден - просить Богов бесполезно. Сам себе помогай. Никто за тебя стараться не станет. И ее этому учу. Просьбы к высшим силам от слабости. Сильному это не требуется.
Мы вышли к мосту и в толпе спешащих по своим делам людей двинулись по направлению к острову. Здесь рядом порт, и в шумном столпотворении кого только ни увидишь. Матросы всех возрастов и расцветок кожи, беседующие на специфическом жаргоне, вобравшем в себя огромное количество слов из разных языков. Торговцы едой и лоточники со всевозможными товарами. Солидные, хорошо одетые купцы. Покупатели, спешащие на рынок, как из приличных домов, в соответствующей униформе, так и обычные люди. Нищие, солдаты, ремесленники. На улицах - людское море, ничем не уступающее океанским волнам. Такое же разнообразное и нередко опасное.
Великое дело - Первая империя. Умели предки строить! Восемьсот с лишним лет прошло с постройки моста, а он стоит и, за исключением мелкого косметического ремонта, в переделках не нуждается. И еще столько же легко простоит, если храмовникам моча в голову не стукнет. Хочется надеяться, что хоть здесь им мозгов хватит. Ладно, разрушили Храм Бога Реки, они без этого не могут, но без соединяющих берега реки пролетов их самих ожидают сложности.
Остров Клятв... А кто, собственно, кроме помалкивающих на всякий случай историков, помнит, что там еще триста лет назад в Храме Бога Реки (я по привычке даже мысленно не произношу запретное имя) составлялись договоры купли-продажи привезенных на кораблях со всех концов земли товаров? Остров и сегодня основной порт Серкана.
Напротив низких зданий складов вечно стоят длинные вереницы разнообразнейших морских и речных судов. У нас очень удачное место. Город расположен прямо у места впадения реки в Длинное море. С одной стороны от нас Западный океан, с другой цивилизованные земли империи. А напротив, через пролив, расположен Черный материк.