— А что это значит, доктор?
— Травматическая амнезия является последствием разных травм головы. Чаще всего физических. Бывают ещё поражения током, облучение радиоактивными излучениями или воздействие магнитными полями, но это уже редкость. В большинстве случаев речь идёт именно о физических травмах. Я уже вам как-то рассказывал о том, что, что же такое память — до конца никем так и не выяснено. Но многие учёные занимались этим вопросом, и сейчас существуют разные теории, объясняющие механизм её работы. Одна из них предполагает, что память хранится в клетках мозга — нейронах. Соединяясь друг с другом, эти клетки образуют связи, по которым они обмениваются между собою информацией. Если сказать коротко, то память — это нейроны и связи между ними. При сильных сотрясениях мозгового вещества часть клеток гибнет, связи разрываются, информация теряется. В результате происходит потеря части воспоминаний. Восстанавливаясь, мозг создаёт новые нейроны вместо умерших, а оставшиеся в живых передают имеющуюся у них информацию новым клеткам. Память возвращается. Но, в зависимости от количества погибших клеток, восстановление может произойти не полностью. Чем меньше их выжило после сотрясения, тем больше вероятность того, что у человека будут провалы в памяти. При ситуации, когда нейроны гибнут больше определённого процента по отношению к их общему числу, человек теряет память полностью, ибо восстанавливать её в этом случае не из чего. Что, в общем-то, странно, если говорить о случае с вашей дочерью. Судя по рентгеновским снимкам и результатам томографии, полученный ею удар был не настолько силён, чтобы вызвать столь большие последствия. Нет даже трещин в черепной коробке. Все симптомы указывают на имевшее место быть лёгкое сотрясение мозга. Ничего серьёзного после таких травм с людьми обычно не происходит. Поэтому, почему произошла потеря памяти и остановка сердца — тут совершенно непонятно… Это то, что касается травматической амнезии. Ретроградная же амнезия — это нарушение памяти о событиях, предшествовавших приступу заболевания либо травмирующему событию. Таким образом, диагноз, поставленный вашей дочери, говорит о том, что она потеряла память в результате физической травмы головы. И ничего не помнит из того, что было до этого происшествия. Вот и всё. Ни о каких психических отклонениях в диагнозе и речи нет.
— Но… почему тогда — психиатр? А вы, разве вы не можете продолжить лечить мою дочь? У вас так хорошо это получается, сачжан-ним… Вы такой хороший врач! (Сачжан-ним — уважительное обращение в Корее. Переводится как директор. Даже если человек вовсе не директор. — Прим. автора.)
— Спасибо, Дже Мин-сии. Но дело тут, видите ли, в том, что врачи-психиатры обладают навыками применения специальных психотерапевтических методик, направленных на восстановление памяти. Это отдельная область в медицине, и они проходят для этого специальное обучение. Я, к сожалению, такими знаниями не обладаю.
— Что это за методики такие, сачжан-ним?
— Однозначно мне будет сложно о них сказать, Дже Мин-сии. Их достаточно много. Задача психиатра как раз и состоит в том, чтобы выбрать наиболее эффективную для лечения пациента. Как правило, выбор осуществляется после проведения серии тестов, призванных определить психоэмоциональное состояние больного. Далее, в зависимости от их результатов, может быть назначено медикаментозное либо какое-нибудь иное лечение.
— Для этого Юн Ми переведут в психбольницу.
— Вас это беспокоит?
— Аджжж, доктор! Вы же знаете, какими порою несносными сплетниками бывают люди! Вы так всё хорошо и понятно мне рассказали, но всем-то это не объяснишь! Начнут сплетничать, а Юн Ми ещё замуж выйти нужно. А если пустят слух, что она сумасшедшая, разве тогда найдётся для неё хороший мужчина?! (Аджжж — звук, выражающий неодобрение. Произносится корейцами с одновременным сокрушённым качанием головой. — Прим. автора.)
— Я понял. Не беспокойтесь об этом. В штате нашей больницы есть врач-психиатр. Думаю, что проводить тесты он сможет прямо у нас. Для них нужны только стол и компьютер. Тем же, кто будет любопытствовать, просто скажете, что ваша дочь ходит на посттравматические осмотры.
— Спасибо, господин доктор! Большое спасибо! Вы успокоили моё материнское сердце. Доктор, скажите, а сколько ещё нужно будет лечиться? Через три месяца Юн Ми заканчивает старшую школу. Она так готовилась к экзаменам! Как же она теперь сдаст их, раз она ничего не помнит?
— Да, это проблема… К сожалению, я не могу сейчас точно сказать, когда именно здоровье вернётся к ней полностью. Будем надеяться, что за время, оставшееся до окончания школы, мы достигнем успеха в лечении. Потом, есть шанс, что мы имеем дело с частичной амнезией. Юн Ми забыла прежнюю жизнь, но помнит о многом, что её тогда окружало. Она не спрашивает — что такое кровать или, допустим, стекло. То есть эти вещи ей понятны и узнаваемы ею. Может, тогда она сохранила и знания по школьным предметам? Думаю, стоит попросить её школьных учителей это выяснить. Если вдруг это окажется так, то она может сдать экзамены вместе со всеми.
— А если — нет? Что тогда?
— Тогда вам выпишут справку о том, что по состоянию здоровья ваша дочь сейчас не может сдавать экзамены.
— Но ведь она потеряет целый год! Все будут учиться, а она…
— Будем надеяться на лучшее. На то, что этого ей не понадобится. Но ничего другого, кроме справки, я вам предложить не могу.
— Доктор, может, тогда её лучше сейчас не выписывать? Пусть побудет ещё в больнице?
— Думаю, это излишне. Во-первых, Юн Ми физически здорова и лечить её не нужно. Пребывание же в больнице стоит денег. Во-вторых, выписывая её, я рассчитываю на то, что она вернётся в ту жизнь, которой жила до этого. Увидит людей, которых она видела, одноклассников, знакомых, близких. Увидит знакомые здания, улицы… Свои любимые фильмы, услышит музыку, которая ей нравилась. Всё это будет непрерывными раздражающими факторами для её мозга. Коль проблема амнезии лежит вне физиологической, а в психологической плоскости, то такая активная бомбардировка его звуками и образами как раз может дать тот необходимый толчок к восстановлению памяти, который нам нужен. Посетите с ней места, в которых она любила бывать. Приготовьте ей её любимые блюда. Наденьте на неё её любимую одежду, обрызгайте любимыми духами, сделайте макияж. С помощью всех этих зрительных, осязательных, тактильных действий перебросьте ей мостик из её настоящего в её прошлое! В любой миг любое из таких воздействий может пробудить её память, и она всё вспомнит! Вы понимаете меня, Пак Дже Мин?
— Да, доктор. Я обязательно так и сделаю! Спасибо вам за то, что вы так неравнодушны к моей бедной девочке…
Смотрю в монитор компьютера, как баран на сто новых ворот. А если точнее, пялюсь на три предложения, составленные из корейских иероглифов. Нужно выбрать из трёх одно. Ничего сложного, но это лишь при том условии, если понимаешь, что в них написано. А я — не понимаю. И как мне теперь следует поступить, не знаю. Врач, лечивший мне голову, сегодня сказал, что он меня «совсем вылечил» и по всем анализам я здоров. Всё, что он мог, он сделал, но, поскольку память мне так и не вернулась, то чего теперь делать со мной, он как бы не знает и поэтому передаёт меня другому врачу — психиатру. Ибо проблема, как он сказал, похоже, лежит в области психологии.
Невозможно восстановить то, чего нет, подумал тогда я, с вежливым видом выслушав врача, и добавил уже для себя: а «дурка-то» всё ближе и ближе… Вот уже и о психиатрии разговор пошёл…
Видно, я не справился с эмоциями, и на лице у Юн Ми появилось выражение тревоги, потому что врач принялся успокаивать, объясняя, что ничего страшного в этом нет и это стандартная последовательность лечения подобных заболеваний. Дабы подсластить выданную им пилюлю, он сообщил, что планируется меня выписать в ближайшее время. Пусть меня психиатр посмотрит, даст «добро», а там, мол, и на все четыре стороны…
Психиатром оказался сухопарый пожилой кореец с морщинистым лицом. Внимательно оглядел меня, потом вперился взглядом мне в глаза. Секунд пятнадцать мы с ним поиграли в гляделки. Потом он многозначительно хмыкнул и дипломатично, первым, отвёл взгляд в сторону. Тут только я вспомнил, что пялиться мне так не положено. Он мужчина, гораздо старше, плюс Юн Ми ещё девочка. Девочки не должны себя так дерзко вести. Это же азиатские заморочки, протокол ведения разговора! А я как-то и забыл об этом…
— Что ж, давай начнём, — сказал врач, не став комментировать грубое нарушение правил корейского этикета, — я твой новый лечащий врач-психиатр. Зовут меня доктор Ким Чен Сёк. Я попытаюсь определить причину, по которой ты ничего не можешь вспомнить. Для начала мы просто с тобою поговорим, чтобы немного познакомиться…
Поговорили. Минуты три. Всё это время я прикидывался «полной амнезией» и девяносто процентов моих ответов было — «не помню». Десять оставшихся процентов были — «не знаю». Ну не твердить же всё время одно и то же? Будет выглядеть подозрительно…
В конце концов врач исчерпал свои вопросы и перешёл к следующей части беседы — рассказу, что нас с ним ждёт в будущем. Точнее, больше меня ждёт, но он тоже будет участвовать, поэтому можно сказать, что ждёт нас обоих.
— В ближайшие дни тебя выпишут, и ты вернёшься домой, — сказал он мне, — вернёшься к родным, друзьям, учёбе и своим повседневным занятиям. Знакомая обстановка будет создавать постоянную стимуляцию твоего мозга, которая должна привести к восстановлению памяти. Как показывает опыт, использование подобного подхода в лечении зачастую более эффективно, чем проведение лечения в клинике. Ты молода, здорова и твоя психика ещё очень пластична. Поэтому это будет лучшим вариантом. Но без присмотра я тебя не оставлю. Я буду следить за твоим психоэмоциональным состоянием с помощью специальных тестов. Накопив с их помощью информацию, я смогу понять, что следует предпринять в текущий момент. Например, может, тебе нужно будет принимать какие-нибудь лекарства или провести в клинике сеанс гипноза…
Тесты нужно делать каждый день. Чтобы впустую не терять время на дорогу ко мне и обратно, их я буду присылать тебе на электронную почту. Выполнение их будет занимать у тебя от силы 10–15 минут в день. Если тест будет большой, на час времени, я тебе об этом дополнительно сообщу, чтобы ты спланировала своё время. Выполнив задание, ты будешь отсылать файл мне обратно. Сначала тесты ты будешь выполнять часто — каждый день. Потом, в зависимости от развития ситуации, они могут выполняться реже. Примерно раз в месяц ты будешь приходить ко мне на приём. Интернет Интернетом, но хоть иногда врач-психиатр должен видеть глаза своего пациента… Тесты будут разные. От десяти до тысячи вопросов, без ограничения и с ограничением по времени их выполнения. Внимательно читай пояснения, которые я буду присылать вместе с заданиями. Это поможет тебе избежать ненужных ошибок. А теперь, Юн Ми-ян, иди, садись за тот компьютер. Сделаем первый тест. (Ян — суффикс к имени в корейском языке, указывающий на пол. Может указывать на возраст. В данном случае — «девочка», «девушка». — Прим. автора.)
Я встал со стульчика, на котором сидел, прошёл и сел на указанное место. А у самого в это время в голове крутилась фраза — «сеанс гипноза», «сеанс гипноза»… В «клинике»! Если меня там загипнотизируют, то я им тако-ого понарасскажу! Вот тогда-то меня точно либо навсегда в дурдоме закроют, либо сдадут учёным на опыты! Никаких клиник и никаких гипнозов! Ни в коем случае!
Доктор Ким подошёл ко мне, мышкой навёл курсор на иконку, щелчком клавиши запустил приложение. В тот же миг весь экран монитора заняло раскрывшееся окно программы. На ядрёно-салатовом бэк-граунде, посередине, было три белых кружочка, а рядом с каждым из них — фраза, написанная по-корейски чёрными иероглифами.
— Всё просто, — сказал Ким, — тесты по внешнему виду почти такие же, как в твоей школе. Читаешь предложения, выбираешь из них то, которое считаешь правильным, и мышкой ставишь точку в кружочке. Потом нажимаешь вот эту кнопку внизу экрана и переходишь на следующую страницу… И так, пока не дойдёшь до конца. Этот тест простой, всего на пятьдесят вопросов без ограничения времени на ответы. Его основная задача состоит в том, чтобы ты освоилась и поняла, как это делается. Приступай, Юн Ми-ян!
Кивнув головой, я сделал вид, что читаю, потом ткнул мышкой в средний кружочек, поставил точку и щёлкнул клавишей, переходя на следующую страницу.
— Хорошо, — одобрительно сказал врач, — работай и потрудись хорошо. А я, чтобы тебя не смущать, пойду схожу по своим делам. Если закончишь быстрее, чем я вернусь, не уходи. Дождись меня. Посмотрим результаты твоего теста.
Ким Чен Сёк ушёл, оставив меня один на один с компьютером. Вот, сижу, пытаюсь понять, чего мне делать? Можно, конечно, и остальные странички так же, рандомно, натыкать. Только вот — стоит ли? А вдруг в результате тест покажет, что меня спасёт только сеанс гипноза? В «клинике»? На фиг, на фиг такое счастье! Тогда сказать, что не понимаю, что тут написано, поскольку «забыл» алфавит? И что тогда? Тогда никаких тестов на почту не будет, а будет наверняка снова — «клиника»! Как иначе врач тогда сможет следить за пациентом и задавать ему вопросы? Ему нужно, чтобы больной был «под рукой». Здесь меня вылечили, выписывают. А домой, получается, меня везти смысла нет, поскольку там я буду не доступен врачу. Только «клиника» и остаётся… А в клинике — «гипноз». Не, так не пойдёт! Туда мне точно не нужно. Но что тогда делать? Как же пройти этот дурацкий тест?
Тут мой взгляд, хаотично шарящий по экрану монитора, наткнулся на узкую строчку из английских слов в самом его верху. Там было написано: файл, вид, сервис, окно. Автоматом, даже не думая, я ткнул курсором в слово «сервис». Появился ниспадающий список, в котором третьим из шести пунктов значилось — «язык». Ткнул в «язык». На выбор мне предложили — английский, корейский.
Английский? Еееесс, оф кос! Экран моргнул и на нём вместо корейской абракадабры появились три совершенно понятные и ясные, как божий день, английские фразы!
«Какой же я умный! — искренне восхитился собою я. — Вот, пожалуйста, нормальный язык! Всего-то нужно было потыкать… Похоже, эта программа — локализация какой-то английской версии…»
Я поудобнее ухватился за мышку.
Шкурка четвёртая
Время действия: почти три недели спустя после попадания.
Место действия: небольшая больничная палата с двумя кроватями. Одна из них застелена, а другая — нет. Рядом с той кроватью, которой пользуются, стоит на зелёной пластмассовой треноге капельница. На небольшой полке, на стене — увлажнитель воздуха. Несколько стульев, маленький квадратный столик со светлой столешницей под дерево. Белый потолок и салатового цвета стены. Окно с широким подоконником. На подоконнике, обхватив колени руками, сидит девочка в синей пижаме и смотрит в окно.
Сижу… В окно гляжу. За окном местная зима — начало февраля. Деревья и кусты — голые, без листьев. Серый асфальт, серые, низкие облака, затянувшие всё небо. Снега нет. Сухо.
Сижу… Жду Сун Ок. Сегодня меня выписывают. Она должна привезти мою одежду. Точнее — одежду Юн Ми…
Сижу… Размышляю…
…Если мне обязательно нужно прожить это воплощение и прожить, как я понимаю, «правильно», то тогда получается, что все мои предыдущие воплощения были «не очень»? Я где-то крупно накосячил? И как же я мог это сделать? Может, я был в прошлых жизнях каким-нибудь преступником, грабителем или вором? Воровал, убивал, грабил, насиловал? Пфффф… Не очень приятно узнать о себе такое! А почему я так жил? Я вроде бы человек не конфликтный, не злой, с людьми лажу… Как я мог такое делать? Если бы я был в душе злодеем, наверное, это бы уже проявилось, ведь так? А я — нормальный… Хотя, есть ведь ещё и другие грехи: гордыня, чревоугодие, похоть, зависть… Может, это они замусорили мою карму? Просто копились, копились из жизни в жизнь и наконец достигли критического уровня. И никого я не убивал… Обычный, естественный ход вещей. Просто у меня в прошлых жизнях характер слабый был. А сейчас я могу всё исправить, разгрести всю эту помойку с грехами. Радоваться этому надо, а не сидеть, сопли жевать. Жаль только, Гуань Инь не сказала, что конкретно нужно делать, чтобы «выпрямить» карму… Но понятно, она этого мне сказать не могла, потому что это было бы инсайдерской информацией… Однако и без её подсказок ясно, что мне следует вести благочестивый образ жизни и не грешить. Может, есть смысл пойти в монахи? Хмм… может… Правда, мысль о том, чтобы провести всю жизнь за стенами монастыря, честно говоря, не воодушевляет, но если надо, то надо! Был бы только толк с этого. А то в кино частенько показывают, что монахи и покушать любят, и пиво в монастырях своих гонят, да и по монашкам иногда ещё прошвырнуться могут… Смысл тогда сидеть в четырёх стенах, если внутри них будут те же соблазны, что и «на воле»? Тут главное — сила воли. Можно соблазнов избегать и в мирской жизни, было бы желание. А может, Гуань Инь запихнула меня в женское тело, чтобы как раз и оградить меня от каких-нибудь этих соблазнов? Каких? Ну, например — блуд! Любовь к противоположному полу. Может, в прошлых жизнях я был жутким ловеласом вроде Дон Жуана и «оприходовал всё, что только шевелится, женского полу»? А что, вполне может быть! С женщинами у меня проблем нет, они мне нравятся, я им тоже. Наверняка и раньше так было… Разбивал сердца, приносил страданья и слёзы… Вот меня богиня и засунула в женское тело, чтобы я вновь не пошёл по протоптанной дорожке! Неявно помогла, не сказав ничего. Логически — вполне возможная ситуация. И опять же — всё из-за баб! Тоже, как обычно…
Сижу… Смотрю в окно… Размышляю…
…Если это действительно так с Гуань Инь, то тогда можно считать, что Юн Ми — это что-то вроде искупления. А раз так, то тогда нужно сидеть, не чирикать и радоваться тому, что я жив и мне даден второй шанс. Уверен, что не всякому такое выпадает! Плюс я побывал в таких местах и увидел своими глазами множество невероятных вещей, которые никто из живых наверняка не видел и, может, не увидит никогда! Я разговаривал с настоящей, живой богиней! И она помогла мне сохранить мою бессмертную душу, хотя думаю, что, в общем-то, я был не вправе на такое рассчитывать… Грех на судьбу жаловаться… Нужно брать себя в руки. Кончать ныть и начинать думать, как прожить свою новую жизнь, чтобы она прошла не напрасно. Чтобы всё было не зря! Только вот как правильно это сделать? Хорошо бы посоветоваться с кем-нибудь по этому вопросу… Может, есть смысл сходить в какой-нибудь здешний монастырь и спросить? Восток славится своими мудрецами… А что, неплохая идея… Может, что скажет полезного…
Сижу… Смотрю в окно… Размышляю…
…В принципе, хорошо, что меня выписывают. Уже поднадоедать тут стало. Нельзя же всю жизнь в больнице просидеть? Да и от врачей лучше держаться подальше. Психиатр-то больно шустрый попался. Я даже не ожидал, что он меня так… подловит. Я прошёл данный им тест, перевёл язык программы вновь на корейский, сижу, жду. Пришёл доктор, сел за свой комп, видно, через Сеть посмотрел мои результаты, сказал, что всё хорошо, а потом и говорит: видишь, Юн Ми, ты помнишь, как пользоваться компьютером, хотя забыла все, что было до аварии. Значит, память у тебя, похоже, сохранилась. Просто у тебя к ней почему-то «нет доступа». Думаю, принятое решение о способе твоего лечения — совершенно верное…
Если бы я уже не сидел, точно бы на зад плюхнулся от изумления! Блин, ведь всё заметил и сопоставил! А я даже не подумал об этом! Как баран, кинулся к компу, когда сказали. Спрашивается — а что он завтра заметит? И какие выводы сделает с увиденного? Не, лучше держаться подальше от психиатров. С мозгами и наблюдательностью у них тут, похоже, всё в порядке…
Сижу… Смотрю в окно…
Несколькими этажами ниже, под моим окном пролетела большая птица в сером оперенье. Я проводил её взглядом до тех пор, пока она не скрылась вдали, за рекою, исчезнув на фоне многоэтажных зданий.
Большой город, подумал я, разглядывая эти высотки, река, мосты, небоскрёбы… Может, это Сеул? Что-то я даже не сподобился узнать, как этот город называется… То лечился, то печалился… Всё некогда было. Но ничего, приеду домой к Юн Ми, залезу оттуда в Сеть и всё узнаю. Интернет тут есть, это я совершенно точно узнал. Проще шариться по «паутине», не привлекая к себе внимания, чем задавать окружающим глупые вопросы. В этом случае даже без знания корейского языка можно обойтись. Пойду сразу на англоязычный сайт. С английским у меня должно быть всё нормально. Прочитал же я предложения в тесте? В крайнем случае, если и с английским окажется труба, то с русским-то всё точно будет окей!
Сижу… Смотрю в окно… Размышляю…
…Интересно, Юн Ми — девятнадцать лет… Она где-то учится? В каком-нибудь институте? Если да, то тогда мне придётся ходить на учёбу. А как я буду это делать с моими знаниями языка? С одной стороны, я могу быстрее адаптироваться, а с другой стороны — в институте ведь нужно результаты какие-то показывать, учиться ведь нужно! Я же реально сессию завалю! Вот радости будет… Впрочем, пожалуй, я впереди телеги бегу. Может, она не учится, а работает… Работает? Кем? Тогда мне, что, придётся ходить на её работу вместо неё? Хм! Конечно, придётся! Я же в её теле и должен как-то на жизнь зарабатывать? Кормить задаром вечно не будут… А чем я могу тут заработать? Переводами? Ага, с моим-то корейским! Я такого им наперевожу — ахнут! Да, нужно срочно подтягивать корейский. Потом, ещё нужно проверить, что у меня с другими языками. Помню я что-то или нет? Как это сделать? Хммм… Ну, попробовать почитать и послушать речь на разных языках можно и в Интернете. А вот поговорить на них… с кем? Поговорить, чтобы выяснить — понимают меня или нет? Оценить, какое у меня теперь произношение. Где мне найти носителей европейских языков? Ну-у… тоже можно это решить. Не такой уж сложный вопрос. Если этот город большой, то, значит, в нём наверняка должен быть аэропорт. Тоже большой, как и город. А в аэропорту, в большом аэропорту, должны быть международные рейсы. Там, где международные рейсы, там водятся иностранцы: немцы, французы, итальянцы, русские… Можно просто приехать в аэропорт и походить по залу. Послушать и попытаться поговорить с пассажирами. Если спросят — скажу, что студент… ка! Практикуюсь. Если европейские языки здесь не отличаются от «моих», то тогда всё будет нормально. Подтяну за пару лет корейский и устроюсь работать переводчиком. Проживу!
— Юн Ми! Ты чего там, на подоконнике, сидишь? — Внезапно раздавшийся от двери громкий голос Сун Ок заставил меня вздрогнуть от неожиданности. — Тебе там не холодно? Ты не замёрзла? Иди скорей, переодевайся! Я привезла твои вещи. Поедешь домой, красивая, как принцесса! Я взяла твою любимую юбку! Ты помнишь свою юбку?
Юбку?! Я? Свою? Помнишь?
От вопроса сестры Юн Ми я впал в то чудное состояние ума, когда в голову не приходит ни одного вразумительного ответа…
Такси, большой и просторный автомобиль серебристого цвета и неизвестной мне марки, мягко покачиваясь на неровностях дороги, неспешно везёт меня по городу. Сижу сзади, один, на удобном сиденье, смотрю в боковое окно на неторопливо проплывающие мимо незнакомые дома и улицы. Сун Ок сидит на переднем сиденье, рядом с водителем. Мама Юн Ми ждёт нас дома. Готовит встречу. Обстановка в машине несколько напряжённая. Это я виноват. Нужно было всё же сначала подумать, какой может быть реакция на мой вопрос — «А как называется этот город?», а уж потом его задавать. Услышав, что я спросил, сестра Юн Ми снова расстроилась, что я ничего не помню, а водитель, пожилой кореец с плоским и хитрым лицом, похожий на японца сильно удивился. Ну что ж, ляпнул, не подумав. Бывает. Зато я теперь знаю, что это — Сеул, столица Кореи. А ляп простителен, ибо нахожусь я в некотором ошеломлении. Во-первых, это мой первый выход под открытое небо из уже знакомого и безопасного убежища — больницы. А во-вторых, это — одежда! Женская одежда! Обычно я её с кого-то снимал… Нынче же процесс прошёл в другом направлении, заставив вернуться меня к мыслям об отработке кармы. В итоге, в завершении процесса, на Юн Ми были одеты: трусы, майка, жёлтая рубашка с длинными рукавами, чёрная плиссированная юбка с двойной блестящей окантовкой по низу, зелёного оттенка кофта, плотные тёплые колготки коричного цвета, чёрные ботинки на шнурках и вязаная шапочка из разноцветных ниток с помпончиком, прикрывающая лысый череп. После того как врачи сбрили волосы на голове, расти они особо не спешат.
Сун Ок оказала неоценимую помощь по натягиванию колготок. Постоянно перекручивались! Пфффф, ну что за одежда?
Единственным светлым моментом в процессе одевания стало отсутствие в комплекте одежды «сиськоуловителя». У Юн Ми ловить им нечего. Грудь совсем маленькая. Можно и без него.
Юн Ми оделась, и мы с её сестрой прошлись по этажу, заглянув в несколько кабинетов. Поблагодарили врачей и медсестёр. Низко кланялись, распевно произнося — камсайамнидаа-а! (Переводится как большое спасибо! — Прим. автора.) Я повторял поклоны за Сун Ок, широко улыбался и помалкивал, прислушиваясь к своим ощущениям от одежды. Такое чувство, что ноги чем-то сжаты и голые… И как-то неудобно, когда все видят твои ноги… И снизу как будто… поддувает. Пффф…
В кабинетах все нам радостно улыбались, кивали в ответ и желали здоровья. В общем, больницу мы покинули на волне позитива. Спустились на лифте вниз, в большой холл с квадратными чёрными колоннами вдоль стен и блестящим, зелёного оттенка, мраморным полом.
Не слишком ли солидный холл для больницы? — подумал я, оглядев обстановку.
Пока я озирался, Сун Ок вновь полезла в свою большую, ярко-синего цвета сумку, в которой принесла с собой одежду для меня, достала короткий красный пуховичок и надела его на Юн Ми. Сама застегнула молнию, сама защёлкнула все «кнопки», поправила воротник. Я стоял — только глазами лупал, не возражая, резонно решив, что уж она точно лучше меня знает, чего и как тут нужно делать. А если знает, то пусть и делает…
Наконец, дополнительно утеплившись, мы вышли на улицу. После почти трёх недель, проведённых в помещении, воздух был невероятно вкусный. Пах холодом, машинами, каким-то дымком, асфальтом, сухими листьями и чем-то ещё, незнакомым, но приятным. Кажется, специями. Но не успел я с удовольствием несколько раз вздохнуть полной грудью, как к нам уже подъехало такси. Надышаться не вышло. Сун Ок быстро усадила меня в машину и закрыла за мною дверь. Вот, едем теперь по городу, «к себе домой».
— Юн Ми, как ты себя чувствуешь? — спрашивает, развернувшись ко мне, Сун Ок. — Ничего не болит?
— Хорошо. Ничего.
— Тебе не жарко?
— Нет.
— Тебе не холодно?
— Нет, — отрицательно качаю головой я и односложно отвечаю. — Всё хорошо.
— Эх, — сокрушённо говорит она, качая головой, при этом сморщившись и слегка скалясь, так, как это умеют делать корейцы, — я так переживаю за твоё здоровье! Наверное, нужно было тебе ещё побыть в больнице!
— Нет, всё хорошо, — вновь говорю я.
Это она уже третий раз спрашивает. Очень беспокоится. По моему впечатлению, мне кажется, что у Юн Ми хорошая, дружная семья, в которой люди действительно любят друг друга. Мама и сестра Юн Ми искренне волнуются и заботятся о ней. Отца, как я знаю, в семье нет. Умер двенадцать лет назад. С тех пор они живут без мужчины в доме, втроём — мама, Сун Ок и Юн Ми. Сун Ок старше Юн Ми. Учится в институте. В каком именно и на кого — я ещё не спросил. Знаю, что семья живёт где-то на окраине города, в доме с магазинчиком, который принадлежит матери Юн Ми. Больше ничего о семье мне неизвестно. Не расспрашивал. Решил разузнать обо всём в более подходящей обстановке.
— Скоро уже приедем, — вновь обернулась ко мне Сун Ок, — немножко уже осталось. Ты счастлива, что едешь домой, Юн Ми?
— Да, — односложно говорю я, стараясь выглядеть воодушевлённо.
— Мама дома тебе столько вкусного приготовила! И твоё любимое пулькоги! (Пулькоги (сладкое мясо) — известное корейское блюдо из мяса. Готовится зажариванием его в сладком соусе. Пулькоги очень любят дети. — Прим. автора.)
— А… хорошо…
— Ты не рада?
— Почему? Рада. Просто я не помню, что такое пулькоги. Прости…
Сестра Юн Ми несколько секунд молчит, затем кивает и разворачивается в кресле, садясь прямо. Замечаю внимательный взгляд водителя такси, смотрящего на меня через зеркало заднего вида. Я отворачиваюсь и снова смотрю в окно.
За окном — современный город. Широкие улицы, высокие здания из стекла и стали.
Много магазинных витрин. Много ярких рекламных щитов. Много машин. Много людей на скутерах и небольших мотоциклах. Много больших автобусов. Много пешеходов. Короче говоря — мегаполис.
Машина въезжает на мост через широкую реку. Вдали, на горе, замечаю тонкий серый шпиль телевизионной башни с толстой нахлобучкой недалеко от верхушки.
Наверное, оттуда — потрясный вид на город… Нужно будет как-нибудь сходить, посмотреть…
Переезжаем мост, гора и телебашня скрываются слева за домами. Едем дальше. Дома потихоньку становятся ниже, дорога пошире… Водитель поворачивает направо, съезжая с автотрассы. Теперь путь пролегает по неширокой улице, вдоль которой, за каменными и металлическими заборами, выстроились в ряд невысокие, в два-три этажа, дома. Причём дома по степени своей крутизны идут вразнобой. Шикарные домики-коттеджи современного европейского дизайна спокойно соседствуют с домами попроще, а то и с постройками откровенно халупистого вида. Появилась лёгкая холмистость. Дорога «заиграла» вверх-вниз, вверх-вниз…
Когда такси забирается на верхушку холма, в окно видно уходящее вдаль море таких же небольших домиков, мимо которых мы сейчас едем. Похоже, это уже край города. Наконец сворачиваем налево, в проулок, и, заехав в какой-то малюсенький дворик, машина останавливается.
— Прие-ехали! Прие-ехали! — дурашливым голосом радостно прокричала Сун Ок, открывая дверь. — Юн Ми, выходи!
Послушно вылезаю из машины. В некоторой растерянности озираюсь по сторонам, не зная, что дальше делать.
— Юн Ми! Ты чего стоишь? А ну, давай, пошли! Мама уже, наверное, совсем заждалась!
Куда идти-то?
— Пойдём, пойдём! — позвала Сун Ок, направляясь к дверям в стене дома, в которой, кроме двери, не было больше ничего. Одна голая стена. До того, как меня позвала Сун Ок, я стоял к ней спиной.
Вздохнув, я пошёл за нею следом, зашёл в открытую ею дверь и попал в небольшую, слабо освещённую электрическим светом прихожую. Огляделся. Слева, у стены — аккуратный деревянный шкафчик с обувью, вешалка для одежды с тумбочкой-сиденьем под ней. Справа — стена. Вкусно пахнет едой.
— Ма-ма! Мы дома! — громко закричала Сун Ок, нагнувшись и стягивая с себя уличную обувь. — Мам! Юн Ми вернулась!
— Раздевайся! — скомандовала она, оглянувшись и увидев, что я просто стою.
Я расстегнул и снял с себя пуховичок, повесил на вешалку. Снял шапку, провёл ладонью по чуть вспотевшей голове, чувствуя, как коротенькие волосы колют ладонь. Сун Ок, не сняв уличной куртки, убежала куда-то вперёд, видно, к маме Юн Ми. Я не торопясь снял ботинки, аккуратно поставил на полочку в шкафчик. Надел стоявшие задниками ко входу розовые тапочки и, вздохнув, сделал несколько осторожных шагов по полу из светлого дерева, думая при этом об одной штуке, внезапно пришедшей мне в голову.
Сестры у меня нет. Поэтому обратиться к Сун Ок — «сестра», ничего сложного. Это не вызывает в моей душе антагонизма. Но как быть с мамой Юн Ми? Несомненно, мне следует называть её мамой. Но ведь у меня же есть своя, настоящая мама. Мысль о том, что я буду говорить чужой женщине «мама», мне неприятна. Такое чувство, словно я какое-то предательство совершу… И как быть?
— Юн Ми, доченька! Ты приехала! Я так тебя ждала! Бедная ты моя девочка!
Не успел я и, как говорится, «мявкнуть», как меня крепко сжали в объятиях. Дальше меня обнимали, целовали, прижимали, говорили, что я — «бледная», с синяками под глазами, отощавшая, уставшая… Короче, со мною делали всё то, что обычно делают женщины, встречая после разлуки своих детей. Я стойко переносил все тяготы, терпеливо ожидая окончания, поскольку у меня есть опыт подобных встреч. Не особо-то, в общем-то, эта встреча отличается от тех, которые устраивала мне на первом году учёбы моя мама, когда я, поступив в институт, заселился в общагу и стал редко появляться дома…