Речь мужчины была плавной, правильной. Его мелодичный голос, подобный тому, каким читают проповеди, вызывал беспричинное доверие.
“Почему бы не послушать человека, которому явно плохо”, – подумала Вероника, привыкшая помогать и спасать, – пусть уж выговорится. Он ведь не о себе говорит, о той женщине, что обидела.
Вероника давно заметила, что только про чужую жизнь можно рассказать своими словами. О себе по большей части как о покойнике – или хорошо, или совсем никак. А ещё усвоила, что проще всего, чтобы успокоить человека, делать вид, что внимательно слушаешь, изредка кивать, словно соглашаешься, иногда поддакивать, и ни в коем случае не задавать вопросов.
– Вы замужем? Впрочем, о чём это я, вы же с ребёнком.
– Вот и нет, я мать одиночка, но какое это может иметь значение лично для вас? Вам нужно выговориться, я готова предоставить во временное пользование свои уши.
– Право не знаю причину моего любопытства, но раз уж вы одна, понять меня будет намного проще. Я её на самом деле безумно любил. Так сложно говорить об отношениях в прошедшем времени. Инициатором развода стала жена. Захотела по щучьему велению стать владычицей морскою. У её нового увлечения серьёзный бизнес. Только не понимаю я, не по-ни-ма-ю… как можно променять любовь и доверие на деньги?
– Не вы первый, не вы последний, – вставила женщина, которой тоже почему-то невыносимо захотелось исповедаться, – надо мной тоже посмеялся человек, которого я искренне любила. Полгода весело жил, без зазрения совести тратя мой более чем скромный доход. В стоимость своего проживания дополнительно включил право на оплодотворение. И был таков. Даже спасибо не сказал. Простите, я вас перебила, просто запамятовала, что мужчины не слышат, точнее не слушают женщин, что они чувствительны лишь к личным проблемам, которые вываливают на свободные уши, чтобы утилизировать боль.
– Нет-нет, продолжайте, весьма интересно. Вы не утратили чувство юмора, это хорошо. Горсть сарказма, чтобы остудить мой непростительный эгоизм, вполне оправдана. Я же ничего не знаю о вас. Расскажите.
Вероника внимательнее присмотрелась к Антону. Скорее всего, мужчина был немного моложе её. Весьма представительный, насколько можно было рассмотреть его внешность в сумерках, одет не очень скромно – скорее всего, вещи из дорогого бутика.
А какой изумительный аромат окутывал его вместе с Вероникой и всей скамейкой, просто отпад.
Даже запах алкоголя не мог перебить изысканные нотки наверняка дорогущего одеколона.
– Уже закончила жаловаться, выговорилась. Если честно, я благодарна вам. Мне просто необходимо было с кем-то поделиться собственным несчастьем. Теперь намного легче жить дальше.
– Не поверите, Вероника Матвеевна – моё настроение тоже поднялось… как минимум на пару октав. Вам удалось убедить меня, что нет нужды переоценивать величину неприятностей. Если невеста уходит к другому… кажется, так трактует подобное обстоятельство популярная песня.
– Я вижу ситуацию с вынужденным расставанием несколько иначе. Всё отдала бы, чтобы папа Коленьки к нам вернулся. Да, он поступил как негодяй, но что, в сущности, я про него знаю? А если его поведение обосновано вескими причинами? И потом, он же ничего не знает… про сына.
– Это называется стокгольмский синдром. Желание во что бы то ни стало оправдать обидчика, чтобы успокоить уязвлённое эго – явление распространённое. Простите, а как понимать вашу странную фразу – вы действительно ничего не знали про мужчину, с которым жили, но которому позволили сделать себя мамой?
– Я была счастлива в его объятиях настолько, насколько это возможно. Разве мне было дело до его биографии, когда весь мир сосредоточен в одной точке, центр которой – он, Семён, – раздражённо выкрикнула Вероника.
– Забавно. У вас удивительно мелодичный голос… когда сердитесь. Вам говорили о том, насколько женственна и очаровательна ваша мимика? Я вами откровенно любуюсь. Как жаль, что мы не встретились раньше. До того как познакомились с теми, кому оказались не нужны.
– Пытаетесь меня соблазнить? Думаете, секс с доверчивой глупышкой подействует на вашу душевную рану подобно транквилизатору? Не утруждайтесь. У меня был хороший учитель. Я женщина доверчивая, но не настолько, чтобы растаять от вашего подозрительного обаяния. Считаете, что я способна поверить в вашу искренность на том лишь основании, что ловко оплакиваете увечье любовных иллюзий? Я готова выразить вам сочувствие, внимательно выслушать историю катастрофы, но не более того. Излагайте кратко, иначе я усну.
– Вы такая красивая. Почему судьба сочла правильным направить вас по дороге разочарования и душевных страданий? Несправедливо это. Однако я склоняюсь к тому, что случайности не случайны. Вам обязательно повезёт, можете мне поверить. В такие глаза нельзя не влюбиться. Пусть это буду не я, какая разница с кем вы будете счастливы. Сегодня я не могу работать волшебником, но кто знает, кто знает. Вас преследуют материальные трудности, я правильно понял?
– Почему вы так решили? У нас всё необходимое есть. Нам ничего лишнего не нужно.
– Да-да, я заметил, что ваши сапоги требуют ремонта, что пальто не по сезону, что…
– Это всё, что вы заметили… и ничего позитивного?
– Я наблюдательный, меня сложно обмануть. Издержки профессии. Не обижайтесь. Вы в любой одежде – королева.
– Хватит исполнять арию влюблённого гостя. Я про себя всё знаю. Нам с Коленькой хватает того, что имеем. Так что там не так с вашей преждевременно скончавшейся любовью? Пора уже расставить точки над и.
– Побеседовав с вами, я начал сомневаться… что действительно любил… что был любим. Вот вы, Вероника Матвеевна, вы уверены, что любили своего Семёна… или это было наваждение
– Увы… не любила, а люблю. Если бы Семён пришёл, сейчас, сию минуту, клянусь, никогда бы не напомнила о его… слабости. Я женщина сильная. Извините, нам с Коленькой пора. У сына холодные ботиночки, в них быстро застывают ноги. Мне без детских болезней забот хватает. Приятно было побеседовать. Не унывайте. Думаю, ваша жена не раз пожалеет о нелепом поступке.
– Секундочку, Вероника Матвеевна. Можно записать ваш телефончик? Вы такая отзывчивая, такая добрая. Не хочется расставаться на трагической ноте. Оправлюсь, и обязательно позвоню.
– Записывайте. Вы мне тоже симпатичны. К тому же интересно, что вы приготовили в финале.
– Простите, не могу записать, – Антон кивнул на явно отмороженные руки, – забейте в мой смартфон, он в правом кармане. Я обязательно позвоню.
По непонятной причине, у Вероники спёрло дыхание, застучало в висках.
Она ждала звонка, с утра до вечера каждый день вздрагивала от посторонних звуков.
Антон не напоминал о себе.
Вероника сочла коварным, даже жестоким его поведение.