– Во–первых, вы на МОЕЙ работе, – наступаю. – А во–вторых, думаю, вы уже достаточно нащелкали, я видел. Пойдемте за стол, я настаиваю.
– Пахан… Град… – нас бесцеремонно прерывают. С досадой успеваю заметить метнувшееся в сторону красное пятно.
На плечо мне ложится тяжелая рука Федора. Точнее Женьки Федорова. Этот кабан толще и шире меня на добрую треть, но ростом ниже на целую голову. Выпирающее пузо так и кричит «отойди–подвинься».
– Ты такой крутой перец… ик… - язык еле ворочается. - Я хотел сказать, ты молодец, что нас всех собрал. Ресторан супер. Он реально твой, да?
– Реально, – ищу глазами Киру и не нахожу в зале.
– Круто… а как ты его так, а? – описывает рукой круг в воздухе.
– Потом расскажу, Жек, – ищу пути отступления, упорно выискивая свой классно упакованный в красное подарок.
– Слушай, а давай споем, а? – Федор, вцепившись мне в плечо для опоры, шатается вместе с ливером.
Я помню, в школе он пел и неплохо.
– Не сейчас, Жека.
Мне не нравится, что я не вижу свой подарок. Неужели испугалась и сбежала? Я же вроде ничего ей не сделал.
– Давай тогда выпьем, – не отстает пузан.
– Окей, давай, иди разливай, – разворачиваю Федора к столу.
Тот послушно несет к столу девятимесячное пузо, не оглядываясь, а я – в другую сторону. Где же ты, девушка в красном?
Во мне взыграл охотничий инстинкт догнать беглянку и все–таки претворить в жизнь эротичные картинки.
Входная дверь заперта изнутри. Сбежала бы отсюда – вход был бы открыт, а он заперт. Значит, убежала в другую сторону.
Иду в служебку. Здесь либо направо – на кухню, либо налево – там административная часть. И там, и там есть запасные выходы, но на кухне работники. Посторонних на свою территорию не пустят.
Сворачиваю налево. В этой части царит тишина и полумрак. Музыку из зала почти не слышно.
Иду по коридору. Шаги заглушает ковровое покрытие.
А вот и беглянка. Странно, что она делает возле моего кабинета? Прислонилась боком к двери, меня не видит и не слышит.
Подхожу близко, очень близко. Чувствую аромат тех самых духов и слышу... Да ну нахрен!
Она что, пытается вскрыть замок?
– Клац! – клацаю зубами возле уха нахалки.
Кира подпрыгивает, медленно оборачивается. Вжимается в дверь. На пол падает согнутая шпилька.
– Ой, а я туалет искала… – невинно хлопает ресницами. Холмики под тканью ходят ходуном от участившегося дыхания. Фотоаппарат на ремешке вместе с грудью приходит в движение.
Кладу руки по обе стороны от ее головы, нависаю сверху.
– А мы туалеты на замок не запираем.
Сверлим несколько секунд друг друга глазами. Они у нее глубокие, темно–зеленые. Засасывают, как трясина на болоте. Меня ведет от запаха этой женщины и близости красных губ. Таких манящих, несомненно сладких и мягких.
– В моем кабинете есть туалет, кошка, – произношу негромко.
В ее темной зелени вспыхивает паника.
Опускаю руку в карман, нащупываю ключи. Кира, увидев просвет сбоку, оценила обстановку. Слинять решила? Не получится.
Прижимаю ее второй рукой к себе за талию, пока первой открываю замок.
Шипит недовольно:
– Что вы делаете? Отпустите.
– Ага. Щас.
Вталкиваю ее внутрь. Захлопываю дверь и запираю замок. Все это время она прижата к моему телу и мне чертовски мешает и этот сраный фотоаппарат между нами, и ее красное платье, а еще мои пиджак, рубаха и штаны. Трусы так вообще лишний предмет!
– Что ты хотела найти в моем кабинете, кошка? – веду носом по ее охрененно мягким волосам. Заставляю ее пятится назад в нужном мне направлении до тех пор, пока она не упирается бедром о мой рабочий стол. – Проси сейчас, пока я добренький.
– Н–ничего.
Кошка, задрав голову, следит за мной. Зрачки расширены, бегают по лицу, словно на нем ищут лазейку или слабое место. Руками упирается в грудь.
– Вре–ешь!
Ее запах усиливается. Желание обладать ею здесь и сейчас – тоже. В голове взрываются салюты из пузырьков шампанского, отключая стопы и другие предупреждения, оставляя голые инстинкты.
Наклоняюсь ниже, чтобы поцеловать, отворачивается. Фиксирую лицо за подбородок и впиваюсь в алые губы. О да! Мягкие! Сладкие!
Языком пытаюсь разжать зубки. Сопротивление бесполезно, детка! Сдавайся!
Жестче мну ее губы, усиливаю напор на преграду из зубов.
Упирается ладошками в грудь, мычит, но через минуту сдается.
Закрыв глаза, впускает мой язык в свой рот, позволяет пить свою сладость. И даже отвечает! Не знаю, от чего я пьянею больше – от действия вина или этой женщины, что стонет мне в рот, сплетая свой язык с моим. Фиксирую ее за затылок, углубляюсь в ее рот, не оставляя просвета между нами.