— Я вас не понимаю, — сказал Марк, осушив чашу. — Я предлагаю вам огромные деньги за какого-то крокодила, а вы еще упираетесь. Да на эти деньги целый храм можно построить.
— Если бы это был обычный крокодил, ты бы, Марк, за него таких денег не предлагал, — резонно заметил Херемон, — Мы, Марк, годами день и ночь обучали Суха. Одни боги знают, что нам стоило сделать его послушным. От его зубов за это время пострадали многие жрецы. А ты хочешь, чтобы мы вдруг сразу с ним расстались. Мы должны подумать, посоветоваться. Ты, Марк, прав, за твои деньги можно многое сделать на благо Себека, и мы должны решить, что для бога важней.
— Так решайте, — сказал Марк, — решайте, кто вам не дает? Я подожду.
— Мы решим попозже. Но сначала я хотел бы узнать, зачем вам Сух? Что вы с ним будете делать?
— А я скажу тебе, Херемон, что они будут с ним делать, — недружелюбно заговорил Унеферт, — они бросят Суха на арену амфитеатра ко львам. Так у них в Риме чернь забавляется.
Марк засмеялся.
— Я не сумасшедший отдавать такого крокодила на съедение львам, — сказал он. — Слишком дорогой обед для них. Да вы не бойтесь, ничего страшного с вашим Сухом не случится. Будет жить в доме моего отца, веселить гостей. К моему от-цу приходят очень важные гости, бывают и сенаторы. В общем, сами понимаете, с такими людьми дружить выгодно.
— Я тебе не верю, — сказал Унеферт. — Вы все равно бросите Суха на арену, когда он вам надоест.
— А какая тебе разница? — недовольно сказал Марк, — Мы вам хорошо заплатим, что вам еще нужно?
— Не горячись, Марк, — сказал Херемон. — Ты должен нас понять. Сух — это воплощение Себека на земле, и судьба его нам небезразлична.
— Хорошо, я могу поклясться чем угодно: Солнцем, богами Олимпа, своим Гением, наконец, что с Сухом все будет в порядке. Вас это устроит?
— Устроит Марк, устроит, — сказал Херемон, — А пока ты подожди нас здесь со своим другом. Мы пойдем решим, как нам поступить.
— Хорошо, — согласился Марк.
Жрецы вышли и устроили совещание в соседней комнате.
— Вот же упрямые бараны, — со злостью проговорил Марк, — Можно подумать, что этот крокодил золото у них тут изрыгает.
— Да плюнь ты Марк на них, — успокаивал Теаген своего друга — не расстраивайся, не прода-дут, так не продадут. Сам видишь, они здесь не бедствуют, — и Теаген указал на богатую закуску.
Но Теаген был не прав. Денег храму как раз очень не хватало. А тут еще приближал-ся очередной праздник Себека, и жрецам нужно было найти достаточно средств, чтобы справить его со свойственной такому дню торжественностью и пышностью. Ведь на праздник съедутся паломники со всего Египта, и он должен запомниться им на всю жизнь. Поэтому деньги Марка, предложенные за крокодила, были очень кстати. Жрецы прекрасно понимали всю трудность своего положения и склонялись к мнению Херемона продать римлянам Суха. Один только Унеферт высказался про-тив. В храме у него была репутация фанатичного сторонника культа Себека, и его возмущение никого не удивило. Херемону только еще раз пришлось напом-нить Унеферту о скудости храмовой казны и о приближающемся празднике, который при нынешнем безденежье будет совсем жалким и посеет у верующих сомнение в могущество Себека. Против этих доводов Унеферт не нашел, что возразить.
Тогда жрецы стали думать, за какую цену продать Суха. Они боялись продешевить. Им еще ни разу не доводилось продавать свое священное животное, и какова его истинная цена, они понятия не имели. Но то, что Марк предложил заведомо низ-кую цену, они не сомневались. Наверняка этот римлянин пытается их провести и купить крокодила по дешевке. Жрецы хорошо знали этих жадных и хитрых латинян, всегда готовых надуть и урвать чужой кусок.
Чтобы не опростоволоситься, Херемон решил назначить цену в двести тысяч сестерциев. Разумеется, он потом сбавит немного, как и полагается при обычном торге, но меньше чем за сто пятьдесят тысяч жрецы договорились Суха не продавать.
Вернувшись к Марку, жрецы назвали ему свою цену, за которую они готовы были расстаться с Сухом. Марк немало удивился их аппетиту. Он мог бы еще понять жрецов, если бы Сух умел петь или плясать. Тогда да, за такого крокодила не жалко отдать и полмиллиона. Но самое большее, на что был способен Сух, это разевать пасть, чтобы туда швыряли деньги паломники. Жрецы снизили цену, но все равно она оставалась слишком высокой. Марк не мог столько заплатить. Он сильно поистратился в Александрии и Мемфисе. Наличными у него еще оставалось сто пятьдесят тысяч, но он намеревался на обратном пути сделать кое-какие покупки, да и на себя тратил каждый день немало. Так что выложить за кроко-дила последние деньги он не мог.