Это наказание лишь ненадолго усмирило его буйный нрав. Рахонтепа по-прежнему тянуло в трактиры. Но если раньше он всячески обирал прихожан и кутил на их деньги, то теперь гулять ему было не на что. Тогда он умудрился отодрать со статуи Себека серебряную пластину и продать ее одному иудею-ювелиру. По-лученные деньги он пропил в ту же ночь. В храме пропажу обнаружили лишь на следующий день, однако вора найти так и не удалось.
Это придало Рахонтепу уверенности. В следующий раз он выковырял у статуи Себека глаз из драгоценного камня и поспешил с ним к знакомому ювелиру. Но на этот раз удача изменила Рахонтепу. Ювелир предложил ему за глаз Себека слишком мало денег. Иудей догадывался, что глаз краденый, и потому на-деялся приобрести его за бесценок. Рахонтеп стал возмущаться и обругал иудея грязным торгашом с обрезанной совестью. В долгу иудей не остался. Лишь только египтянин ушел, он прикрыл свою лавочку и поспешил в храм, где и донес обо всем Херемону. После этого случая Рахонтепа с позором выгнали из храма. Он поселился на окраине города и зарабатывал на жизнь тем, что лечил больных.
О нем-то теперь и вспомнил Трифон. Beдь, кроме врачевания, Рахонтепа обучили в хра-ме и тому, как обращаться с крокодилами. Он сам не раз лечил Суха и на праздниках показывал с ним разные трюки. Когда Марк узнал об этом, то решил предложить Рахонтепу ехать вместе с ними в Рим, чтобы приглядывать там за Сухом.
Трифон взялся уговорить бывшего жреца и отправился к Рахонтепу домой. После недолгих поисков Трифон нашел его обветшалое жилище на окраине города. Дела у Рахонтепа шли плохо. После того, как его выгнали из храма, он стал пить еще больше и совсем опустился. Стоило ему заработать врачеванием несколько драхм, как он сразу шел с ними в трактир, чтобы забыться в пьяном угаре.
Трифон застал его за лечением какой-то старухи. Она жаловалась на боли в животе, и Рахонтеп порекомендовал ей пить отвар из сушеных мышиных хвостов.
— А где же я их, сынок, возьму? — ныла старуха. — У тебя случайно нет этих самых хвостов?
— Нет, — ответил он ей сухо. — Иди на базар, там найдешь. Там всего полно — и хвос-тов, и лапок, и ушей. Ты, главное, смотри, крысиных хвостов не купи, их можно лег-ко спутать.
И Рахонтеп рассказал старухе, как ей отличить мышиные хвосты от крысиных. Хвосты у Рахонтепа были, но он решил приберечь их для более богатого больно-го. А с этой немощной старушки взять было нечего. Она и так в уплату за лече-ние принесла всего лишь пучок зеленого лука.
Когда Рахонтеп стал выпроваживать бабку, к нему в комнату вошел Трифон. До этого он какое-то время стоял у двери и прислушивался к тому, что происходило внутри. Рахонтеп не сразу узнал его. Трифон всего несколько раз приплывал в храм, ког-да Рахонтеп был еще жрецом, и их беглое знакомство уже успело стереться в памяти Рахонтепа. Опухший от пьянства, бывший жрец с удивлением взирал на своего внезапного гостя, пока Трифон не напомнил ему, где они раньше виделись. Затем Трифон объяснил Рахонтепу, зачем он ему понадобился, вернее, зачем он по-надобился римлянам, которые готовы неплохо ему платить, если он будет нянчиться с Сухом.
— А что, он теперь у них? — удивился Рахонтеп.
— Еще нет, но скоро будет у них, — ответил Трифон и в двух словах пояснил Рахонтепу, каким образом Сух попадет к римлянам.
Потом он разрисовал ему все прелести жизни в Риме, где, по его словам, Рахонтеп будет чувствовать себя полубогом. Сам Трифон мало верил в то, что говорил, но нужно было как-то убедить Рахонтепа, и поэтому на красивые подробности Три-фон не скупился.
— Соглашайся, Рахонтеп, — уговаривал он бывшего жреца, — здесь ты на мышиных хвостах далеко не уедешь, а в Риме ты не будешь знать куда деньги запи-хивать.
— Ты так говоришь — произнес Рахонтеп, прищуриваясь, — как будто сам гребешь золото лопатой.
— Лопатой не лопатой, а за неделю я у них больше тысячи сестерциев заработал, — хвастал Трифон. — Эти римляне денег не считают. Ты, Рахонтеп, если не бу-дешь хлопать ушами, очень хорошо у них приживешься, поверь моему слову.
— Красиво рассказываешь. А что ты им про меня наболтал? Небось рассказал им, что я пьянчуга, выковыривающий глаза у статуй?
— Нет, — усмехнулся Трифон, — этого я им не рассказывал. Я, наоборот, тебя приукрасил, я сказал им, что тебя выгнали из храма за тайные человеческие жертвоприношения Себеку.
Рахонтеп удивленно приподнял брови.
— Ничего себе приукрасил! — воскликнул он. — Да ты их там, наверное, до смерти запугал. Они меня теперь бояться будут.