— А ты, Патагат, я смотрю, времени зря не терял, — сказал Тонгилий, повернув к себе лицо Марка. — Хорошо постарался.
— Тут еще преторианцы руку приложили, — сказал Патагат. — А эти звери с одного удара могут мозги вышибить.
— Вот я и смотрю, на нем живого места не осталось. Как бы его теперь так… поаккуратней, чтобы не убить, — размышлял вслух Тонгилий.
— Не бойся, если убьешь, я с тебя денег не возьму.
— Ты думаешь, мне денег жалко?
— А что, мальчишку? — усмехнулся Патагат.
— Смейся, смейся, — проговорил Тонгилий. — Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда твои двести сестерциев окажутся в моем кошельке.
— Ну-ну, посмотрим.
Тонгилий приступил к допросу Марка. Сначала Тонгилий старался бить его поаккуратней, чтобы он действительно не испустил дух. Но упорство Марка взбесило Тонгилия, и вскоре он уже метелил Марка изо всей силы и куда попало.
— Ты у меня заговоришь, — злобно повторял Тонгилий между ударами. — У меня и немые говорили.
— Бей нежней, — смеялся над ним Патагат. — Что ты как с цепи сорвался? Ты же его убьешь, он и так еле дышит.
— Не мешай, — огрызнулся Тонгилий и стукнул Марка головой об стену.
Несколько раз Марк терял сознание, и его обливали из ведра холодной водой, чтобы привести в чувство.
— Ну что, — обратился Патагат к Тонгилию, когда Марк в очередной раз вырубился, — мне уже подставлять кошелек для своих двухсот сестерциев?
— Перебьешся, — отозвался Тонгилий. — Я еще не закончил.
И он послал солдата за водой. В дверях солдат столкнулся с вольноотпущенником Сеяна Помпонием. Тонгилий его хорошо знал. Это он рассказал Тонгилию, что произошло вчера в театре и какие признания надо выбить из «заговорщиков».
— Ого! — воскликнул вольноотпущенник, увидя на полу окровавленное тело, — кого это вы так отделали?
— Сына Серпрония, — ответил Тонгилий.
— Марка, что ли?
— Да его.
— Ну, вы даете. Его и не узнать. Он хоть жив?
— Жив, что с ним сделается?
— Вы, ребята, явно перестарались, — проговорил Помпоний, склонясь к Марку, — вы что, хотели, чтобы он назвал заговорщиками всех, кого только знает?
— Да все нормально, — не разделял его тревоги Тонгилий. — Чего ты так переживаешь? Сейчас водой его польем, он и оклимается.
— А если не оклемается?
— Оклемается, не волнуйся.
— Это вам волноваться надо. Сеян приказал мне вам передать, чтобы Марк через десять дней был бодр и полон сил.
— С чего это вдруг? — удивился Тонгилий.
— А с того. Через десять дней Сеян устраивает гладиаторские бои в честь сво-его спасения. А Марка как главного убийцу хотят кинуть на растерзание львам. Теперь вам понятно? Сеян хочет видеть, как он будет бегать с воплями по арене. А он у вас не то что бегать, ползать не сможет.
— И что нам теперь делать? — растерянно спросил Тонгилий. — Может, нам еще лекаря этому ублюдку привести?
— Не знаю, не знаю. Но я бы, на вашем месте, не стал портить Сеяну праздник. Ему уже один вчера испортили.
Вольноотпущенник ушел, а тюремщики всерьез призадумались.
— Проклятье, — ругался Тонгилий, — придется нам его теперь выхаживать.
— А пусть его лечит этот египтянин, как его… Рахонтеп, — предложил Патагат. — Он же, кажется, врач?
— Да врач, — подтвердил Тонгилий. — А это хорошая идея. Пусть лечит. Не будем же мы с ним возиться.
— Вот именно. Ты его припугни, что если он не подымет Марка на ноги, то ты его подымешь на свои «Крылья Пегаса».
— Да что ты прицепился к моим «Крыльям»? — недовольно проговорил Тон-гилий. — Сдались они тебе.
— Но ты же без них не можешь, — весело отозвался Патагат. — Ты из-за них так обленился, что чуть было не проиграл мне двести сестерциев.
— Но-но. Если бы не Помпоний, я бы вытряс из Марка всю душу.
— Не сомневаюсь. Вытрусить душу много ума не надо. А вот заставить говорить без «Крыльев Пегаса» — это сложней.
Тонгилий не стал спорить с Патагатом. Его охватило двойственное чувство. С одной стороны, он радовался, что не лишился своих денег, а с другой стороны, ему было досадно, что он не смог развязать язык какому-то сосунку, и теперь вместо того, чтобы подвесить Марка на крюк, его придется лелеять и беречь для львов. Но как ни хотелось Тонгилию покатать Марка на «Крыльях Пегаса», идти против воли Сеяна он и не думал.