- Мы сами уже вымирающая порода, Валор, - сказала она, отпив чай и отставив чашку с выражением лица, преисполненным разочарования, видимо, вкус напитка ощутить так и не удалось, - Столетие зимы, Столетие солнца, что дальше? Забвение?
- Может, сахару? – глядя на это, произнёс тот.
- Ах, спасибо, милый друг, но, боюсь, это уже не поможет, - вздохнула женщина.
- Ты всегда была сладкоежкой, - напомнил он, как бы настаивая, - Нарадоваться не могла, что вампиры не полнеют, уплетала столько всего день ото дня, сохраняя фигуру. Как мы дошли до того, что ничего нас не радует?
- Что будет с твоей теорией циклов, когда закончится наш? Обратив, я была для тебя сперва матерью, потом любовницей, теперь мы как будто бы брат и сестра. Когда всё закончится, начнётся ли всё по-новой? Сохранится ли сознание, есть ли у вампиров душа, ждёт нас новый мир или какое-то перерождение? – задавалась она риторическими вопросами.
- Звучит так, словно в тебе зародился человеческий страх смерти. Разве спокойное принятие вечности не отбило все эти пережитки прошлого? – поглядел Валор на собеседницу.
- Я давно потеряла вкус к жизни, - отвела та взгляд, - Сначала исчезли люди, потом вместе с ними все те разные мелочи, среди которых мы жили, между нами погасли искры страсти, а затем меня даже путешествия перестали радовать. Я не нахожу больше смысла вот в этом всём, - приняло её симпатичное лицо страдальческую гримасу.
- Совсем ни в чём себя не находишь? Может, тебе поохотиться там… - предлагал он ей выследить какого-нибудь оленя или ещё чем-то себя развлечь.
- Валор, мы переиграли во всевозможные настольные и карточные игры за два века. Понапридумывали сотни новых правил оных, которые давно себя изжили. Продукты итак стали редкостью, весь хлеб давно сгнил, обратившись плесенью, нет ни булочек с маком, ни сладких пирожных, да и зачем они, когда даже лимон пресный, словно жёваная бумага, - положила она округлый ломтик себе в рот, никак не реагируя на кислый цитрусовый плод.
- Нужно как-то развеяться, найти себя, - говорил тот.
- Я вышла на солнце, - произнесла Клодет, и между ними воцарилось неловкое молчание.
Крупные жидковатые глаза вурдалака, казалось, расширились в эмоции искреннего удивления, чего уже давно не случалось. Он будто бы вздрогнул и изнутри всё ещё ощущал какой-то тревожный мандраж, поводив нижней челюстью с боку на бок, но не задевая острыми зубами друг о друга.
- Ты это серьёзно? – наконец, он первый нарушил тишину чаепития.
- Я повидала всё, кроме жарких стран, - проговорила женщина, - Мы не бываем в тёплой экваторной зоне, потому как солнце вредит нам…
- Экваториальной, - поправил он.
- Там слишком тепло, слишком солнечно, Валор, я была везде и видела всё. Крайний север, сибирские леса, тибетское высокогорье, острова Бермудского Треугольника, голубые серные вулканы, эти двести лет просто забрали весь вкус к моей жизни. Я не знала уже, чего хочу и ради чего мне существовать в этом мире. И вот я отправилась в жаркий климат, вышла на солнце и… - замялась она.
- И… как?! – не понимал он, если всё правда, почему она всё ещё жива и стоит перед ним не явившимся призраком или видением, что для антуража древнего Тауэра, может, было бы даже уместно, а сидит напротив столь настоящая, материальная, попивая чай, неотличимый на вкус от воды.
- И твои теории эволюции оказались верны… - вернула она на него свой алый взор, - Что-то случилось… Мы… Кажется, адаптировались что ли… Или я настолько разучилась чувствовать, что не смогла ощутить даже боль.
- Как же такое возможно? – дивился её собеседник.
- Ты мне скажи, ты об этом писал! Что у вампиров, погребённых под толщей вод, вырастут наружные жабры. Это же твоя писанина, Валор! Трансформация в рукокрылые особи и всё тому подобное. Причём, не думай, что мы деградируем обратно в людей. Клыки и способности никуда не делись, уж я-то проверила. Не знаю уж, касается ли это только нашей с тобой ветви Ламии или иные кланы тоже уже могут блуждать под солнцем, но этим наверняка можно как-то воспользоваться.
- Как? Гулять при свете дня? – только и усмехнулся тот.
- Мне не помогло даже это, - опять отвела дама пристыжено свой взор, - Двадцать семь лет, говоришь?
- И три месяца, и шесть дней, - дополнял Валор.
- Мне хватило всего двадцати лет под солнцем, чтобы от него устать… Не понимаю, как жить дальше и зачем это всё… Общение с тобой меня радует, но мы так устали друг от друга ещё за те столетия, когда вокруг кипела людская жизнь! Мы не можем встречаться чаще, иначе станет попросту нечего обсудить. Зато я нашла такое, отчего у тебя снова проклюнутся волосы, - заявила она, отмыкая сундук.