— Нет.
— Вы уверены? А то есть опасность для плода.
— Уверен.
Врач пожал плечами, выписал рецепты и оставил инструкции, сказав, чтобы Дел звонил ему, если появятся угрожающие симптомы, тогда все-таки придется ехать в больницу.
Инструкции были не слишком сложные: нельзя мыться, мочить волдыри или расчесывать их, а то могут остаться шрамы; нужно принимать таблетки, мазать нарывы обеззараживающей жидкостью и лежать, пока есть температура, чтобы не вызвать осложнений на сердце. Есть — только диетическое, ничего жареного и острого; пить — побольше, но только не кофе, от него может стать хуже.
— Ближайшие три-четыре дня будут тяжелыми, а потом должно начаться улучшение. Когда нарывы вскроются, ей сразу станет легче, — пообещал врач на прощание.
К концу дня Карен стало еще хуже, как и предсказывал врач. Красных пятен стало еще больше; она лежала, прикрытая только простыней, без простыни ее сотрясал мучительный озноб, а прикосновение чего-то более тяжелого было болезненно. Дел включил кондиционер на нагрев, надеясь, что ей так будет теплее.
Спрятавшаяся куда-то с приходом врача Манци вылезла, подошла к кровати, встала на задние лапы и обнюхала неподвижную руку. В круглых голубых глазах были испуг и недоумение. Посмотрела на Дела, как ему показалось, с упреком, снова повернулась к Карен и запищала тонким жалобным голосом, словно говоря: «Ты чего? Вставай, давай, пусть снова все будет хорошо. Пожалуйста, вставай!»
Дел и сам был готов закричать то же самое, сердце его сжималось от боли и чувства вины. Он прекрасно понимал, что заразилась Карен еще до их ссоры и болезнь была неизбежна в любом случае, но не мог отделаться от ощущения, что если бы не его дурацкий приступ ревности, она сейчас была бы здорова.
Кошка запрыгнула на подушку и осторожно прикоснулась лапкой к щеке Карен. Девушка медленно открыла глаза.
— Дай ей поесть... пожалуйста, — она говорила с трудом, еле шевеля губами.
Он никогда не обращал внимание, чем Карен обычно кормит кошку, поэтому сказал, очень неуверенно: — Манци, кушать! — и направился к холодильнику.
Кошка опередила его, всем своим видом показывая, что он идет не туда, и встала на задние лапы около кухонного шкафчика, опираясь передними на нужную дверцу. За дверцей оказался запас консервов, но она показала на пакет сухого корма, проводила Дела к миске и постояла над ней, чтобы он знал, куда это насыпать. Он подлил ей еще воды и вспомнил, как Карен когда-то говорила, что Манци легко понять, с этим действительно проблем не было.
Сложнее обстояло дело с самой Карен. Он чувствовал себя абсолютно беспомощным, сидя рядом с ней на стуле и держа в руках маленькую горячую ладошку, к счастью, там не было нарывов. Зато на лице выступило уже несколько красных пятен — распухших и болезненных.
— Тебе надо поесть, — вдруг тихо сказала она.
— Что? — Дел не сразу понял.
— Поешь что-нибудь, пожалуйста. В морозильнике оладьи, их можно погреть в микроволновке. И не давай Манци сухой корм все время, ей положено консервы, полбанки в день, а сухой корм — раз в неделю.
— А тебе что дать?
— Ничего не надо. А ты поешь обязательно, — Карен попыталась улыбнуться и болезненно сморщилась, на щеке тоже наметился нарыв. — Не бойся, я справлюсь.
Есть ему совершенно не хотелось, но он поел, чтобы она не беспокоилась. Выскочил в аптеку за лекарствами, купил еще лимон, — продавщица в аптеке сказала, что больным хорошо пить чай с лимоном.
Ночью Дел спал рядом с ней, поверх покрывала, не раздеваясь и держа ее за руку. Точнее, почти не спал, лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к ее дыханию. Он прекрасно понимал, что болезнь не слишком опасна и что через три дня Карен уже должно стать лучше, но все время ловил себя на том, что боится уснуть и, проснувшись, не услышать этого тихого дыхания.
Весь следующий день она лежала неподвижно, иногда забываясь в каком-то подобии сна, иногда приходя в себя. Ее лихорадило, температура по-прежнему была высокой, но новые красные пятна больше не выступали, впрочем, их и так было достаточно.
Делу казалось, что когда он рядом, Карен становится полегче, поэтому он старался не отходиться нее ни на шаг.
Он ел что-то, почти не чувствуя вкуса, кормил кошку, менял ей песок и снова возвращался к Карен. Обтирал ее мокрой губкой, стараясь не задевать нарывы — мысль о шрамах, которые могли изуродовать ее нежную светлую кожу, была для него невыносима. Разговаривал с ней, шутил, даже не зная, слышит ли и понимает ли она его, даже рассказал, как сам болел ветрянкой, кажется, летя восемь. Это был почти праздник, вроде каникул пара прыщей, зато потом почти месяц можно было не ходить в школу!