Когда поцелуй распался, Сасори ушёл в ванную, зашумела вода. Всё ещё пребывая в благоговейном офигевании от его невозмутимости в любой ситуации — Ками, как же он нравился ей в том числе и за это! — Анко вернулась на кухню и, поставив на стол утюг, принялась заваривать чай. Сасори вскоре присоединился к ней: сел на стул у окна, снял хитай с символом Суны и, положив его рядом с утюгом, растрепал волосы.
Негромко шипел на плите закипающий чайник, но это был единственный звук. Уютно. Анко вздохнула полной грудью, пряча улыбку.
— Ты надолго?
— Переговоры продлятся пять дней, может, больше.
— Вот уж не думала, что ты доверяешь мне настолько, чтобы жить под одной крышей так долго, — заметила Анко на грани шутки и серьёзности.
— До последнего сомневался, что ты позволишь это вторжение, — признался в ответ Сасори.
Поставив на стол полные чашки, Анко села рядом.
— А с чего ты взял, что я позволяю? — спросила она, стараясь не улыбнуться.
— В противном случае ты бы более активно пыталась использовать этот утюг не по прямому назначению.
На это Анко, не выдержав, от души рассмеялась, а затем прижалась боком к кукловоду. Каким бы хладнокровным циником он ни был, этот циник — её со всеми тараканами, закидонами и странными для обычных людей и отношений формами поведения. И Анко другого не нужно.
— Так что, — произнёс Сасори, легко поглаживая её плечо, — раз теперь тебе есть, чем, погладишь мне на завтра одежду?
— Эй! — шутливо запротестовала Анко, заёрзав в его руках. — Я тебе не жена, чтобы одежду гладить!
Сасори крепче прижал её к себе, не намеренный отпускать.
— А это, — прошептал он на ухо Анко, — мы можем обсудить.