Конечно, можно было дождаться возвращения Охотника, но она не могла больше ждать. И решение пришло: собрав все свои силы, она совершила свой лучший прыжок — ее тело, вытянувшись в струну, пробило насквозь маленькое стеклянное окно зимовья и покатилось клубком по траве, оставляя на ней пятна крови и клочья шерсти. Они тянулись до самого леса — ее дома, ее пристанища, где она еще могла спастись.
Конечно, она спаслась. Инстинкты подсказывали ей, как это сделать. Она ела целебные травки, грызла кору, слизывала муравьев и пила много чистой, хрустальной воды из лесных родников. Природа все предусмотрела. Ее раны от острых осколков стекла быстро заживали. Она стала снова охотиться — сначала на лесных мышей, а потом и на более крупную дичь. Она быстро обретала былую форму, ее тело наливалось силой и грацией. Ее глаза снова обрели изумрудный цвет, и в них заиграли янтарные искорки. Взгляд снова стал загадочным и вызывающим, только теперь в нем сквозила еще и мудрость. Она размышляла: о себе, об Охотнике и о том, что случилось с ними. Только теперь она отводила для этих мыслей специальное время — совсем немного. Остальное время она просто наслаждалась ощущением леса, своей силы и счастья от существования.
Охотнику было плохо. Не найдя ее в доме, увидев следы крови, он обезумел. Он искал ее, он облазил весь лес, он видел ее следы — но ни разу не встретился с ней. Но она была хотя бы жива — и это уже грело ему душу. Он и не представлял себе, насколько привык к ней. Ему не хотелось петь, ему было холодно спать, и вообще в зимовье без нее было холодно и пусто. Он стал слишком часто открывать свою фляжку, но это не приносило ему облегчения. Его Лучшая Добыча, его Уникальный Трофей теперь потерян, и некому жаловаться, некого обвинять, потому что он сам забыл, что Рысь — дитя Свободы, и никогда ей не стать домашней кошкой. Он забыл, что Охота — это и ее Сущность. Он упустил самое лучшее и чудесное, что у него было в жизни. И что-то исправлять было поздно, безнадежно поздно. Иногда он подходил к зеркалу. Из зеркала на него смотрел старый, угрюмый человек с потухшим взглядом. Он. Охотник. Охотиться почему-то не хотелось. Вообще ничего не хотелось.
Да нет, конечно, он время от времени охотился. И трофеи были. Но они не радовали его — все они были какими-то слишком мелкими, или слишком крупными, в общем, не такими. Обычными. И он забывал их сразу после Охоты.
…Однажды в начале осени он просто заставил себя взять ружье и пойти в лес. Он шел — и не чувствовал ни драйва ни азарта, ни силы в ногах. Просто надо было что-то есть, вот и шел. И даже разноцветная красота ранней осени не трогала его. Он и не заметил, как в какой-то момент на тропе, преградив ему путь, появилась она. Рысь. Зрелая, сильная, прекрасная. Сияющая золотом шкуры и зеленью глаз.
— Если ты хочешь меня убить, — сказал он, — то ты имеешь на это полное право. Я не буду защищаться. Я открыт. Ты видишь, я кладу ружье. Я рад, что еще раз увидел тебя.
Рысь переступила с лапы на лапу и перетекла в сидячее положение. Она пристально смотрела на него, и у нее были совсем человеческие глаза. Она смотрела на него, куда-то вглубь, гораздо глубже, чем умел он сам. И он услышал голос — там, внутри. Это был ее голос, уж ему ли не знать.
— Я не хочу уничтожать тебя. Да, ты отобрал у меня Свободу — но ведь я ее сама отдала. Я прошла сквозь Боль — и обрела Силу, гораздо большую, чем раньше. Я думала обо всем этом — и получила Мудрость. Так что я не в претензии.
— Я рад, — облегченно вздохнул Охотник. — Я чувствовал себя виноватым. И… мне тебя очень не хватает. Хочу, чтоб ты знала.
— Что ж, и мне тебя не хватает. Я предлагаю тебе попробовать еще раз, — предложила Рысь. — Только теперь я не буду твоей домашней кошкой. Я буду приходить и уходить из Леса, чтобы побыть с тобой. А ты будешь помнить, что я рождена свободной, и никогда не станешь закрывать дверь зимовья. И еще, про Охоту. Или мы охотимся друг на друга, или вообще по отдельности. Идет?