Дядюшка Зикомо сидел в пыли на земле у порога своей лачуги под жестяным навесом. В дверях толпились голопузые ребятишки. При нашем приближением ребятишки юркнули в темноту хижины. Мне трудно сказать, сколько же было дядюшке лет: тридцать или уже все шестьдесят. Выглядел он очень уставшим, совсем замученным. Эта хилая хижина и угрюмый негр у порога показались мне превосходной иллюстрацией к роману «Хижина дяди Тома», именно я и прозвал этого африканца «дядюшкой». У немцев не принято давать прозвища, но моё сравнение понравилось и прижилось к хмурому малавийцу. Перед хижиной был разбит небольшой огород: прямые задубелые грядки. По листьям я догадался, что тут пророс картофель. Кустики были поникшими, они высыхали. Дядюшка Зикомо сидел и угрюмо смотрел на свою умирающею ботву.
- Чего ты смотришь, на них? - обратился к нему профессор Фридманн. – Колонка же рядом, сходил бы нанёс воды, оросил бы!
- Бог даёт – Бог берёт! – сокрушённо выдал дядюшка Зикомо.
- Причём здесь Бог? У тебя дети растут! Начнут голодать, уйдут в город попрошайничать, или того хуже, с голоду же помрут!
- Бог даёт – Бог берёт! – упрямился Зикомо своей непреложной истиной.
Через пару дней он пришёл к нам на заработки, а дети и вправду подались в город попрошайничать.
А ещё был забавный парень по имени Секани. Он постоянно ходил в зимней шапке петушок. Пока я не узнал его настоящего имени, я его так и называл: «тот, кто в шапке». И это прозвище тоже охотно было подхвачено группой. Шапка была грязной и насквозь просаленной, но «тот, кто в шапке» не снимал её даже в самую несносную жару. Секани, наверное, был единственным селянином, который был нам по-настоящему рад, по крайней мере, я не заметил в нём скрытной вражды. Он всё говорил, что очень хочет переехать в Европу. Мы шутили, что в Европе холодно, а он нам с хохотом отвечал, то бишь, он не замёрзнет, ведь у него уже есть тёплая шапка…
Полевые работы длились месяц. За это время нами были добыты десятки килограммов окаменелых костей. В основном таких, чьи потомки и сегодня обитают в окрестностях и по всей Африки включительно: антилоп, лошадей, свиней бородавочников, бегемотов. Но были обнаружены и исчезнувшие представители древней фауны, такие как: гигантская выдра и полный череп вымершего крокодила.
Ну и триумфом всей этой экспедиции стала находка нижней челюсти Человека Рудольфского, то есть, с озера Рудольфа (так раньше называлось озеро Ньяса). Эта находка привела профессора Фридмана в неистовый восторг. Не каждый палеоантрополог может похвастаться таким артефактом, а по сути, поиск древних гоминид и был основной целью многолетнего интернационального проекта.
Однако на этой знаменитой челюсти, у одного щёчного зуба не хватало бугорка, и скол выглядел свежим. Профессор Фридман решил пересеять тонны отвала, в поисках недостающего кусочка, а на это у него ушли бы ещё целые недели. Чтобы не терять попусту время, часть добытого материала решили свезти в Каронга. Мне и напарнику, парнишке моего же возраста, выделили старый, лишь на молитвах держащийся пикап. Его загрузили четырьмя ящиками с костями и кое-как затащили в кузов, облепленный гипсом, тяжеленный блок породы с замурованным внутри черепом крокодила. Большего, эта разваливающаяся консервная банка вынести не могла. Кузов просел настолько, что на каждой кочке хилые рессоры жёстрко стучали Железом. Обратно мы должны были доставить пару ящиков газированной воды (тогда ещё в бутылках) и закупить на рынке еды. Отправились мы ещё с утра, но к вечеру уже должны были вернуться.
Охраны нам в путь не дали. Мы поехали вдвоём: я и напарник, такой же студент, как и я, немец по имени Штефан.
Пересекая границу округа, на блокпосте нас осмотрел военный патруль.
Когда вас останавливают военные, то ощущение это не из приятных, вроде грехов за собой не тянешь, но знаешь, что для этих военных каждый подозрителен, а мзунгу и подавно. И работает чуйка: раз остановили – жди беды.