Лоснящийся от пота офицер сунулся в окно, сунулся, принюхиваясь своим неимоверно широким носом и с мордой придирчивой и недовольной. Такой альфа-бабуин, местный самодур, мнящий себя всесильным божком локального пантеона. Через спущенное окно, мы выдали ему бумаги, удостоверявшие наши личности. Офицер бумаги принял, но даже не глянул на них, а в довольно жёсткой форме потребовал от нас покинуть транспортное средство. Чуйка не подвела – сейчас начнут придираться.
- Что-то не так? – спросил мой напарник. Спросил строго, буквально, с вызовом. Он тоже чуял, что амба, приехали, но старался держаться молодцом. С самодурами надо держаться грубо, как говориться: клин клином вышибают.
- Выходи! - рявкнул офицер.
Мы повиновались.
Солдаты шагнули ближе. Униформа на них мешковатая, в прошлом зелёная, но под палящим солнцем почти выцвела. В контрасте пыльно-жгучего дня под козырьками кепок их лица казались совсем чёрными. Из их ухмылочек, из их вольной осанки пёрла хулиганская притворность, разнузданное фиглярство. И лишь автоматы оставались серьёзными. Они напряглись, изготовились. Они были натравлены на нас, и только ждали команды.
Не блокпост это - гоп-стоп.
Тут-то я наконец по-настоящему почувствовал, что нахожусь далеко не в благополучной Европе, а нахожусь я на линии фронта, в самой гуще тех событий, в которых каждый день погибают люди. Ведь эти солдаты могут запросто отвести нас в сторону и расстрелять за просто так, потому что не любят мзунгу. Даже за целый месяц работы на раскопе я не ощущал той страшной действительности Африки, как за эти несколько минут тут, на досмотре у военного патруля.
Эти военные мне напомнили бабуинов, которых мне довелось видеть на рынке в Каронго. Городские павианы были какими-то облезлыми, потасканными, с рваными ушами и походили на сбежавших из музейных запасников чучела. Они слонялись по рынку, сидели на крышах, крутили головами и выглядели абсолютно спокойными, но вдруг, по какой-то неуловимой причине, подымали крик, метались, скалили зубы, кидались на людей и в итоге грабили рыночных торговцев.
- Нас в чём-то подозревают? – спросил мой напарник с непревзойдённой выдержкой Манфреда фон Рихтгофена.
- Подозревают ли вас в чём-то… - начал паясничать главный бабуин, и паясничал он ласково, ехидненько. Английский у него был превосходный.
- Мне не нужны никакие основания для вашего задержания, - чванился офицер. - Хочу – задержу, хочу – отпущу. Я тут на своей земле, что хочу, то и делаю! Ты понял меня, мзунгу?
На этом офицер широко улыбнулся, похваливаясь своими большими белыми зубами, и порвал наши документы. Сначала порвал пополам, сложил в стопочку, порвал ещё раз, и затем демонстративно подтёр ими зад, после чего бросил мятые бумажки напарнику в лицо.
Альфа-бабуин был доволен собой, он засмеялся, поддёргивая мясистым ярко-красным языком.
По солдатам прокатились смешки.
- Теперь ты не сможешь покинуть Африку, не сможешь покинуть Малави! Ты будешь жить здесь и делать то, что мы тебе скажем!
С этим каждым словом альфа-бабуин бил моего напарника пальцем в грудь.
Без документов мы пропали. Мы не сможем покинуть пределы Малави, мы даже не покинем пределы этого округа. Следующий же патруль заграбастает нас под стражу за выяснением личности. И никакое посольство нас не вытянет. Здесь просто нет никакого посольства.
- Вы не имеете права! Это беспредел! – вмешался я.
Тут же один из солдат подскочил ко мне и больно сунул мне жёсткое дуло автомата прямо под нос. Вероятно, он намеревался сунуть дуло мне в ноздрю, как он, наверняка, проделывал это не раз со своими соплеменниками, но моя ноздря оказалась не столь велика, как у него самого. С ним бы такой эффектный номер прокатил бы без задоринки. Я отклонился от автомата. Мне не пришлось наигрывать возмущение. Мой страх был неподдельным; такое захочешь - не наиграешь. Солдаты чувствовали этот страх, знали о нём и подвоха не заподозрили. Но бабуины по поведению - бабуины и в мозгах; только что офицер порвал не настоящие документы, а порвал он дешёвые ксерокопии. Нас уже предупреждали о подобных случаях, потому мы заранее подстраховались. Бабуины, конечно, не могли отличить оригинал от копии, ведь они ничего не слышали о существовании ксерокса. В запасе у нас было несколько таких копий, а оригиналы хранились в укромном месте. Я уже понадеялся, что на этом придирки военных и кончатся. Молился на это.