И эта неудержимая дрожь в руке.
Сейчас я понимаю, что был контужен. С этого момента я едва усваивал, что происходит. Наверняка и вид у меня был осоловелым. Я обернулся к напарнику, ища в нём поддержки, но увидел лишь большие испуганные глаза.
Правой рукою я прикрыл рану, я даже нащупал отверстие от пули, но удивительно, боли я по-прежнему не чувствовал. Позже, я обнаружил, что у меня обожжена левая ладонь. Вероятно, я пытался прикрыться её от выстрела, я не помню этого жеста. Ладонь не попала под пули, но попала под раскалённую струю пороховых газов.
С рычаньем Альфа-бабуин налетел на своего подопечного, и что удивительно, тот начал огрызаться. В этой стране не будет порядка, если каждый из органов власти считает себя маленьким божком, где нет потворству закону, где нет разумного подчинения, где процветает самоуправство и безалаберность.
После их перепалки бабуины продолжили сгружать ящики. Мой европейский ум пытался найти объяснение: зачем им понадобились эти камни? Можно прикинуть по их мышлению, что раз уж эти камни понадобились белым людям, то и они могут их использовать с пользой, например продать. Но как они намерены их сбыть? Это же не алмазы, а просто кости. В мире, где ещё нет интернета, где ещё не придумана сотовая связь, как они найдут себе клиента из числа тех, кто интересуется окаменелостями? И в целом, если эти кости и представляют из себя какую-либо ценность, то только для учёных. Но если всё же попытаться понять этих людей, то нужно откинуть логику и смериться с их первобытным мышлением. Скорее всего эти люди действительно верят, что белые мзунгу задумали украсть кости их предков.
Солдаты стянули с кузова все четыре ящика. Оставили только тяжёлый гипсовый блок, в котором они, по-видимому, не разобрались на предмет: что это такое, и не заметили в нём ценности, хотя из всего, что мы везли, эта реликвия была действительно самой ценной.
Мы больше не вмешивались. Мы ждали нашей участи. Вернее всего было бы вскочить в машину и попытаться удрать, спасать свою жизнь. Возможно, не далеко, но всё же погибнуть со смыслом. Я зажимал рану. Я чувствовал, как под моей ладонью набухает подушка свежеприбывающей крови. Альфа-бабуин смерил меня взглядом, прикинул, что возится с раненым у него нет охоты и рявкнул:
- Убирайтесь.
Нам не верилось в наше счастье. Вот так устроен человек, сначала он сокрушается, что его грабят, а потом благодарит бандитов, что не убили. Мы вскочили в пикап, не дожидаясь, пока альфа-бабуин не передумает. Правда, я боялся, что как только мы тронемся, солдаты начнут стрелять нам в след, инсценируя ликвидацию при попытке к бегству.
Они не стреляли.
Я продолжал терять кровь. Я прижимал рану как мог, это помогало, но кровоточил я ещё и со спины. Я этого ещё не знал. Я не знал, что пуля прошла на вылет. Мой напарник летел во всю прыть, насколько позволяла дорога. Лишившись четырёх ящиков камней, пикап полегчал, но рессоры по-прежнему жёстко стучали на каждой кочке, а гипсовый блок таранил борта. В Каронга мы сразу направились в больницу. Конечно же, где находится больница мой напарник знать не мог. Пришлось спрашивать дорогу у прохожих, из которых не каждый понимал по английский. В итоге, некий сердобольный парень просто залез в кузов и направлял нас до самой больницы.
Я сильно ослаб и уже не мог самостоятельно стоять на ногах. Меня уложили в носилки, перевязали, но я потерял слишком много крови. Я чувствовал, что вот-вот лишусь сознания. Для меня это было новым опытом. Не просто заснёшь от усталости, а именно отключишься. И я держал своё сознание из последних сил, словно во всём мозгу уже погас свет, и осталась последняя свеча, которую я отчаянно берёг от сквозняка.
Ко мне заглянул врач. Это был белый человек, очередной мзунгу, может француз, может канадец, выполняющий свой интернациональный долг из организации «Врачи без границ». Он сказал, что мне требуется срочное переливание крови, иначе я не дотяну и до утра. Везти меня в аэропорт в Лилонгве через всю страну слишком долго, а переливание требуется прямо сейчас. Он поинтересовался о моей группе крови. Я назвал: «АБ отрицательная». Лицо у врача мгновенно упало. По сути, я идеальный пациент, мне подошла бы любая кровь: «А», «Б» или нулевая. Но в Малави, в стране, в которой каждый десятый житель заражён спидом, где ты достанешь редкую группу крови, если тут не только не процветает донорство, но и отрицательного резуса, как такового, практически не встречается? А перелей мне кровь с положительным резусом, и та повергла бы мой организм в анафилактический шок, который попросту меня убил бы. Вилка Мортона, эта грёбаная Вилка Мортона... Врач подумал о ней. Что бы он не сделал, его выбор в любом случае будет неправильным. Я ещё успел заметить эту наскочившую на врача страшную скуку, я всё понял, и больше я не смог держать сознание…