— Какие ещё приметы? — изумился мышонок.
— Ну, если кофейник течёт, — пояснил долгопят, забираясь в корзину, — то это к прогулке. У меня такая примета особая. Может коза тоже гулять пошла?
Вау подхватила корзину с Ленивкой и отправилась на место происшествия. По пути мышонок рассказал ей, как они с козой повздорили. Но причину размолвки он почему-то утаил.
Во дворе у Серафима Вау почти не задержалась. Она внимательно осмотрела следы, глубоко втянула в себя свежий осенний воздух и направилась в сторону огорода.
Долгопят и мышонок не отставали от неё ни на шаг. Но, если Серафиму для этого приходилось выбиваться из сил, то Ленивка преспокойно дремал в корзине.
При виде Вау Афрозаяц вытянулся по стойке смирно и взял ружьё "на караул". В основном для того, чтобы его продемонстрировать.
— Где свинка? — коротко спросила Вау.
— В погребе! — доложил заяц. — За время службы происшествий не имею! Рядовой Афрозаяц из "Красной книги"! В других списках не значится!
Вау кивнула и спустилась в погреб. Серафим последовал за ней. Морская свинка, перебирая картофель, выслушала относящиеся к розыску вопросы.
— Швартовалась, — подтвердила она. — За луковой шелухой приходила. Если надо, могу и вам отсыпать.
Вау вежливо отклонила предложение. А Серафиму и вовсе было не до того.
— Это у тебя варенье? — деловито поинтересовался Ленивка, выглядывая из корзины.
— Клубничное, — Морская свинка отвернулась, всем своим видом показывая, что она считает визит законченным.
— Ну что ж, — сказала Вау, покидая погреб. — Кажется, я знаю, где искать эту козу.
Когда Вау и мышонок пожаловали в мастерскую "Ехидна и сыновья", работа над переменой облика ревнивой козы близилась к завершению.
Брысь нетерпеливо топталась на месте, распространяя вокруг удушливый запах лука.
— Не вертись! — ворчала Ехидна, окуная кисточку в золотистый краситель, заваренный из луковой шелухи.
— А всё-таки она вертится! — заметил Отшельник, раскачиваясь на вешалке.
— Надо же! — фыркнула Ехидна. — Какое открытие!
Вау и Серафим, поражённые видом рыжей козы, молча стояли в дверях.
— Я тоже кое-что открыл! — долгопят вылез из корзины и всем предъявил пустую банку.
Мордочка его была выпачкана в клубничном варенье.
— Хорош! — вздохнула Вау. — Нечего сказать!
— А я хороша?! — спросила Брысь, поворачиваясь свежеокрашенными боками. — Я лучше Вау?!
— Ты — лучше всех! — Серафим бросился ей на шею.
Вечером, пока Лёва и Брысь играли в шашки, мышонок налил в стаканы свежее молоко и поставил на стол полную салатницу душистого сена.
— Надо ей на шею колокольчик повесить, — делая очередной ход, сказал страус.
— А ромашку не хочешь?! — коза съела Лёвину дамку и облизнулась.
— Эй! — запротестовал страус.— В шашках по-другому едят!
— Она цветов не любит, — пояснил Серафим.
— Или велосипедный звонок, — предложил Лёва. — Пусть звонит, когда задерживается.
— Правильно, — согласился мышонок. — Если бы не Вау...
Но коза так на него посмотрела, что Серафим счёл за лучшее оставить свои мысли при себе.
Что касается упомянутой Вау, то она сидела в кресле у выхода из пещеры и, невольно прислушиваясь к тому, как по соседству ссорятся Ехидна с Отшельником, размышляла о природе вещей.
— Ах так?! — шипел Отшельник. — По-твоему, я редко меняю кожу?! Ну тогда я с тобой не разговариваю!
"Только в мире вещей, — думала Вау, — молчание является бесспорным знаком согласия".
— Семь банок, восемь банок, девять банок, — доносилось из глубины пещеры бормотание Ленивки.
Он, чтобы скорее уснуть, считал вслух банки с вареньем. После употребления сладкого, долгопята сильно мучила жажда. И он выдул прямо из носика весь остывший кофе. Потому-то Ленивке и не спалось.
Но, за всеми этими "молочными" и "кофейными" перипетиями, я как-то забыл рассказать про Сажу.
После несчастного случая на огороде, грач прилетел к доктору. Валерьян сидел на корточках и тщательно изучал карту. На данной карте Сплюшка отметила когда-то местонахождение своего сундука. Только сундука там уже давно не было. Сундук уже давно стоял в "Смотровой".