- Но в этот раз она позвонила, - сказал я.
- Да, разговор серьезный, а ей надо было с кем-то поговорить, - ответила Катя.
- Да, это я понял, - кивнул я.
Мы помолчали, а затем я произнес:
- Значит, твоя подруга хочет делать аборт?
- Не знаю, чего она хочет, - ответила Катя. – Судя по всему, на нее сильно давит отсутствие поддержки со стороны родных и то, что отец ребенка отвернулся от нее.
- Ну тут она сама виновата, - не разделил я Катиного сочувствия, - надо думать перед тем, как делать. А то, сначала в койку бегут, а потом плачутся, что ребенка растить не на что.
- Я согласна, что надо думать, - заметила Катя. – Но тут уже поздно. Все уже случилось.
- Вот в этом и беда всей нашей страны, - сказал я. – Мы начинаем думать и предпринимать какие-то шаги уже после того, как все случилось, а не перед этим.
- Валер, не надо осуждать Алену, - попросила Катя, поднялась на ноги и стала доставать из шкафа одежду на завтра.
- Да я не осуждаю, - отмахнулся я. – Я просто не люблю, когда люди делают, не думая. Ну Кать, ну сама подумай. Если я и ты можем думать и предполагать последствия своих действий, значит, все это могут. Или мы с тобой избранные? Единственные, кто наделен этой способностью?
- Нет, конечно, - согласилась Катя, разглядывая свою блузку. – Но просто не все предпочитают себя утруждать или надеются на авось.
- Вот за это и расплачиваются, - заметил я.
- Ладно, это сейчас не суть важно, - сказала Катя. – Важно, как она будет выходить из этой ситуации.
- А чего там выходить? – не понял я. – Пусть рожает, а этот «герой» платит алименты. А то, как кувыркаться, так вдвоем, а как растить, так я тут не при чем.
Катя обернулась на меня.
- Не думала, что ты так скажешь.
- Почему это?
- Я думала, ты из мужской солидарности встанешь на его сторону.
- Моя мужская солидарность не распространяется на безответственных проходимцев, - ответил я, задетый, что Катя могла подумать, будто я поддержу подобное трусливое решение.
- Не обижайся, - сказала она, повесив блузку обратно в шкаф. – Я не это имела в виду. Я думала, что ты скажешь что-то из серии «ну это надо еще доказать, что это его ребенок» и все такое.
- Нет, доказать это действительно придется, - заметил я. – Но если она докажет, то извиняй, приятель.
- Да даже если докажет, - вздохнула Катя. – Этот умник принесет в суд справку, что он – безработный и какие с него алименты?
- Тогда его должны принудить работать и следить, чтобы он часть денег передавал на ребенка, - сказал я.
- Это раньше заставляли работать, - отозвалась Катя. – А сейчас нет.
- Верняк какой-то депутат под себя закон писал, - произнес я. – Ну почему законы в нашей стране защищают кого угодно, но только не того, кого должны? То у хорошей матери детей отнимут, то подонка платить не могут обязать, а то просто какого-нибудь педофила не дают и пальцем тронуть, зато реальный срок впаяют родителям, над чьим ребенком он поиздевался, и которые педофила за это прихлопнут. У нас всегда жертва – это тот, кто совершил преступление, а не тот, кто пострадал от него. Скоро изнасилованным девчонкам будут давать срок за то, что маньяк на них напал.
- Ладно, ладно, успокойся, - попросила меня Катя. – Ты еще не хочешь спать лечь?
- А ты ляжешь? – спросил я ее.
- Пока нет, - отозвалась она.
- И чего мне тогда ложиться? – не понял я.
- А что, ты без меня заснуть уже не можешь? – улыбнулась она.
- Представь себе, нет – ответил я.
- Ладно, я сейчас помою посуду и приду, - заметила Катя. – А ты пока постели.
Я согласился. Через несколько минут постель была уже расстелена. Я лежал под одеялом в ожидании Кати. Она вернулась, погасила свет в комнате и стала готовиться ко сну.
- А ты не могла выключить свет после того, как разденешься? – спросил я ее, усмехнувшись.
- Да ну тебя, - отмахнулась Катя и через минуту тоже легла.
- Нет, правда, - сказал я ей. – Можно подумать, что ты меня стесняешься.