Слышите? В детстве! Ему еще нет тринадцати, а события четырехлетней давности для него — уже далекое прошлое…
— Ладно. Будешь? — я протягиваю ему бутылку "Спрайта" и включаю кондиционер, заметив, как на его лбу выступает испарина, вызванная жаром палящего в окно солнца, и втайне опасаюсь, что сейчас он округлит глаза и пристыдит меня за распитие такого вредного напитка. Но Сема даже не думает отвешивать мне порцию критики и с упоением наслаждается холодной газировкой, а прикончив в один присест половину бутылки, бросает ее на заднее сиденье, теперь довольно потирая ладони.
— Так ты будешь брать меня к себе каждые выходные? Слышал? Там разрешается останавливаться взрослым. Артем в прошлом году ездил со своим дядей…
— Боюсь, хоккеист из меня выйдет никчемный.
— И пусть. Будешь читать книги или смотреть фильмы на моем планшете, пока я буду тренироваться на льду…
— А работа?
— Работа… — он по-взрослому ухмыляется, отворачиваясь к окну, но быстро прячет свои эмоции, переводя тему. — Я записался на курсы английского. С сентября начну занятия. Мама говорит, что знание языка пригодиться, если я вдруг захочу учиться заграницей.
— А ты захочешь? — я заметно напрягаюсь, вновь ощутив масштаб пропасти между нами, восполнить которую теперь не хватит и всей жизни. Есть много того, чего уже не вернуть назад — его первая школьная линейка, пропущенные мной хоккейные матчи, дни рождения, помощь в уроках, теперь еще и разговоры с семьей о планах на будущее…
— Я не против. Главное, чтобы оценки не подвели. Сам ведь знаешь, что с физикой у меня беда…
— А как же репетитор?
— Светлана Викторовна? Она очень умная, но требует похлеще нашего математика. А он у нас зверь! И не любит маму. После каждой решенной задачки говорит, что я пошел в тебя.
— Это еще почему?
— Потому что мама не смогла бы даже условия прочесть… У них война. Дядь Сережа говорит, что им просто нравится задирать друг друга.
— Так значит ругаются?
— Не совсем. Подкалывают, спорят кто лучше печет пироги и критикуют одежду. Мама недавно купила платье, а Светлана Викторовна сказала, что она зря перевела деньги, потому что ее провинциальную натуру ничем не скрыть, — он смеется, словно понимает все, в чем упрекают друг друга эти две женщины, а я тянусь за сигаретой, но, вспомнив, что в салоне ребенок, пусть уже и довольно взрослый, бросаю свою затею, запрятав пачку в карман.
— Если хочешь, кури. Мне ведь не пять. У меня половина друзей курят…
— А ты? — как-то испуганно гляжу на парнишку, чем вызываю улыбку на его лице.
— Нет. Я ведь спортсмен, забыл? Мне легкие нужно беречь.
— Так тебе нравится эта Светлана?
— Викторовна? Нормальная. С ней бывает весело. Хотя бабушки ее не любят. Они общаются только по праздникам… Мы поедем к тебе?
— Не сегодня. Нам еще загород ехать. Так что перекусим по-быстрому. Давай на выходных? А через две недели можем сходить на футбольный матч. Я куплю билеты…
— Пап, вообще-то, у меня к тебе просьба. Восемнадцатого приезжает Милана и…
— Милана? — недоверчиво повторяю незнакомое имя, изучая своего собеседника.
— Да. Моя девушка.
— Девушка? Ты ведь только в седьмой класс идешь.
— И что?
— Ничего. Просто это как-то неожиданно. Не рано? И вообще, мама в курсе?
— Ну… — растягивает, подбирая слова. — Нет. И лучше ты ей не говори. Она же начнет меня пытать.
— Ладно, — отпустив сковавший меня шок, решаюсь заменить Машу на этом поприще. — И чем вы с ней занимаетесь?
— Гуляем, переписываемся, ходим в кино… Да много чем.
— И, — не знаю, что на уме у нынешней молодежи, поэтому старательно пытаюсь сформулировать вопрос, чтобы он не резал слух своей пошлостью. — Вы же не делаете ничего такого, черт… Вы же не остаетесь наедине?
— Пап, мы только пару раз целовались. Дядя Сережа прочел мне лекцию, так что не переживай.
В сегодняшнем душном июньском понедельнике слишком много “дяди Сережи”. Он во всем: в Семкиных разговорах о будущем, в его рассказах о бытовых проблемах… Даже в истории его первой осознанной влюбленности присутствует тень Машиного супруга. Не удивлюсь, если повернув назад голову, обнаружу его расположившимся на кожаном сидении моей машины — настолько часто с уст сына слетает его уже набившее оскомину в моем мозгу имя. Я едва сдерживаюсь, чтобы не завопить во всю глотку в надежде, что сын перестанет о нем напоминать, когда поймет, насколько меня злит его незримое присутствие между нами.