— Вижу, и школьные учителя могут быть победителями на уборке винограда! — весело сказал Алексей Иосифович, пожимая руку растроганного учителя.
— Могут, могут! — радостно подтвердил генеральный директор.
— Хорошо, если б об этом помнили, все твои совхозные директора, — заметил Шеремет. — Глядишь, стали бы повнимательней относиться к сельской интеллигенции.
— Мы заботимся о ней, Алексей Иосифович! На всю зиму обеспечиваем учителей углем…
— Углем обеспечиваете, а в совхозные столовые не пускаете!
— Это было недоразумение, Алексей Иосифович, ошибка здешнего директора. Но мы его поправили.
— Поправили после того, как "Правда" погладила нас с вами против шерсти. Не так ли? Ославила нас центральная газета на всю страну!
Алексей Иосифович не мог простить руководителям нашего совхоза их скупердяйства, граничащего с социальной бестактностью. Они не могли продать по сниженным ценам три-четыре котлеты нескольким молодым учителям, которые учат грамоте их же детей. Шеремет не удивился бы, если б такой случай произошел в соседнем, Чулукском совхозе, где директорствовал известный жмот Тимочей, — его скупость сделалась притчей во языцех, о ней слагались легенды. О мош Тимочее говорили, что за его пазухой столько же чертей, сколько мешков на мельнице. В совхозе этого скряги создана хорошая футбольная команда исключительно-де для того, чтобы после каждого матча мош Тимочей ходил по стадиону и подбирал пустые бутылки. "Болельщиков" он привозил в Чулук даже из Кишинева, а потом сам вместе с десятком женщин подбирал "пушнину", то есть опорожненную стеклянную посуду. Вырученные за нее деньги оприходовались совхозным бухгалтером и поступали в общую казну.
Побасенки эти доходили, конечно, и до первого секретаря райкома. Потому-то он и принял бы как само собой разумеющееся, если бы жертвой директорской скупости оказались учителя чулукской школы. А от кукоаровских он не ожидал такой мелочности и потому сердился.
Алексей Иосифович присутствовал при вручении учителю "Спидолы" и видел, как тот радовался. Однако торжество преподавателя было недолгим. Стоило сборщикам перейти на другую плантацию, как эта чертова колдунья по имени Витора уложила беднягу на обе лопатки, собрав полторы тонны винограда! Она побила все рекорды, которые достигались в течение недели. Когда подводились итоги дня, множество людей столпилось вокруг "чемпионки". Георгэ Негарэ хлопал в ладоши и бормотал:
— Выползла из лесу эта баба-яга, проснулась, клятая, раньше петухов и давай орудовать! Этак-то любой бы!..
— Просто повезло бабке, когда перешли на "фетяску". Этот сорт самый урожайный! — обронил Иосуб, чтобы приглушить немного удивленные голоса.
Однако Георгэ Негарэ резонно заметил:
— А почему ты не собрал даже половины того, что собрала Витора? — Настигнув пожарника в момент замешательства, Георгэ Негарэ "добивал" его: — Ты, Иосуб, лучше не зевай. Женись на ней, пока кто-нибудь не перехватил! Аль не видишь, что она получила в награду золотые часики?!
— Ей эти часики нужны, как мне колокольчики на известном месте! — Иосуб назвал бы это место собственным именем, но вокруг были учителя, школьники: всем хотелось глянуть на бабкины часики. Иосуб, который какое-то время работал конюхом при школе, все-таки малость пообтесался и теперь попридержал соленое словцо, не дал ему выпорхнуть наружу. Премия, врученная Виторе, кажется, и в самом деле была не совсем подходящей. Старуха держала часы на ладони и не знала, что с ними делать. Карманов у нее не было, а передать их Иосубу хотя бы на время не решалась. Витора знала, что легче вырвать кость из пасти голодного пса, чем часы из кармана Иосуба.
— Ты, коровья башка, спрячь их за пазуху, — советовал дедушка. — Или ты все-таки хочешь передать их Иосубу3 Вырлан, похоже, рассчитывал на это, а потому и заорал, как огретый плетью кобель:
— А где твоя норма, старый горлопан, болтливый решетняк? Все знают, что вместо воды ты пьешь вино. А нормы никогда не давал. Шастаешь тут со своей трещоткой и мутишь народ!..
Норма была не очень большой: триста килограммов на день. Такое количество винограда мог бы собрать и дедушка, если б не гонялся за пернатыми воришками со своей трещоткой. На массиве с "фетяской" эту норму выполняли даже школьники первых классов. Взрослые же перекрывали ее в два и три раза. А Витора — в пять раз! И получила самый ценный подарок, предусмотренный протоколом социалистического соревнования. Но если б на ее долю пришлись холодильник или стиральная машина, то они были б еще менее подходящими для Виторы: ведь она жила в лесу, и к одинокой ее хижине электричество не провели.