Дальше в черновом варианте следовал риторический вопрос: что такое администратор? Все почему-то привыкли думать, что это человек, который… И тут перечислялись те идиотские функции, которые традиция связывает с этой весьма растяжимой в толковании должностью — начиная от разносов нарушителей дисциплины и кончая слежкой, потушен ли свет в сортире. Материал, однако, и без того выпирал из канонических пяти страниц, а Василь Васильич в очередной раз слег, и его янтарная груша с влажным надкусом не светила мне спасительным маяком, поэтому я ограничился тем, что поведал читателю о некоторых из деяний Свечкина, умудрившегося за какие-то четыре года привести фабрику, на которой он числился заместителем директора, к сногсшибательному триумфу.
Вовсе, оказывается, не надо быть механиком, чтобы, побывав на заводе, изготовляющем швейные машины, уяснить себе, что не злодеи окопались там, тайная цель которых — торпедировать нашу легкую промышленность. И машины их очень даже приличные, и задвижные пластинки задвигаются, и пружины пружинят. Но что происходит с этими приличными машинами на их долгом пути от завода к швейной фабрике? В каком окружении совершают они этот трудный путь? Имеется в виду непосредственное окружение, то есть упаковка. Вместо амортизационных материалов эти тонко отрегулированные, чувствительные, как сейсмографы, механизмы помещаются в стружки, жгуты — словом, во что под руку попадется. Так надо ли удивляться, что после столь варварского путешествия задвижки не задвигаются и пружины не пружинят? Теперь этого нет. Теперь машины отгружаются в мягкой постельке из полистерона.
— О! — возликовал Алахватов и воздел к потолку указательный палец. Рукопись: забилась на столе, терзаемая сквозняками и вентиляторами, но заместитель редактора не дал упорхнуть ей в форточку. — Знаете, кто ваш Свечкин? Знаете? — И, пригнув голову на короткой шее, поглядел на меня снизу просветленными глазами. — Толкач — вот кто! Самый обыкновенный толкач. Поехал и выбил себе полистерон. Выбил хольнители и «молнии». Вот вы пишете… Где это? Вот… — Палец прижал к столу трепещущую рукопись, и она смолкла, распластавшись. — «Наш век — век не только лазеров и трансплантации органов, но и узких «молний», например, а наша фурнитурная промышленность с маниакальным упрямством гонит широкие. Это все равно, что на автомобильный завод смежники стали бы поставлять вместо карданных валов оглобли». — Алахватов поднял голову, и снова зашелестели мои бедные страницы. До чего же некстати заболел Василь Васильич!
Тараном расчищал заместитель редактора путь для своей магистральной мысли, круша и отбрасывая вон мои хрупкие построения. Раз полистерона днем с огнем не сыщешь, а он достал, раз узких «молний» не хватает, а у него их вдоволь, раз под неусадочный искусственный верх все подкладывают ватин, а он использует поролон, то где-то, значит, он раздобыл этот самый поролон…
— Я вам скажу где. На фабрике, которая склеивала этот дефицитный поролон с обычным материалом. Получалась так называемая дублированная ткань, которая наводит ужас на потребителя.
— Зачем же тогда они ее склеивали? — удивился Алахватов.
— Вот! И Свечкин задал тот же вопрос. Но не просто задал, а добился, чтобы вместо никому не нужной дублированной ткани фабрике поставляли чистый поролон…
— А красители? — не унимался заместитель редактора. — Если красителей…
— Да не нужны фабрике красители! — взревел я. — Они получают готовую ткань.
На миг это обескуражило заместителя редактора. Он помолчал, глубоко втягивая ошалело носящийся по кабинету воздух.
— Значит, он достает эти красители для тех, кто поставляет им ткань. Толкач! Форменный толкач. А мы поем ему дифирамбы.
Я застонал. Да, толкач, но лишь в той мере, в какой является им всякий современный администратор. Всякий. И при этом вовсе не обязательно ошиваться по командировкам. Есть телефон, телеграф, телетайп, есть в конце концов такое мощное средство коммуникации, как личные связи. Вся эта сложная клавиатура постоянно задействована, и горе тому, кто не умеет ею пользоваться. Да, он достает и пробивает, но ведь он еще и организует. «Организует», — повторил я и совсем уже по-алахватовски поднял палец. Будучи по образованию инженером-технологом (я умолчал, что он лишь год назад закончил заочный институт), он не лезет в области, в которых не смыслит, а это ли не решающая добродетель истинного администратора? Так, целесообразность специализации фабрики на пошиве верхней одежды обосновывал привлеченный Свечкиным лучший экономист области, ректор только что созданного Светопольского университета Станислав Рябов (мой ровесник, кстати сказать, — вот на какие рубежи выходит нынче наше поколение), и расчет этого аса от экономики был столь сокрушителен, что все инстанции дрогнули одна за другой. Далее. Не Свечкин ведь разрабатывал модели, которые прославили фабрику, а знаменитый ленинградский художник, виртуоз своего дела. Кино- и театральные режиссеры выстраиваются в очередь, чтобы заполучить его высочайшую консультацию, директора лучших ателье тщетно добиваются аудиенции у него, международные салоны почитают за честь его участие в сезонных выставках, а Свечкин, Петр Иванович Свечкин из провинциального города Светополь, заставил работать прославленного мастера на какую-то захудалую фабрику. Ну?